Леонид Громов - Реализм А. П. Чехова второй половины 80-х годов

Николай Степанович отмечает в литературоведческих статьях грубое отношение авторов друг к другу и беспринципность: "Друг к другу и к тем писателям, которых они критикуют, относятся они или излишне почтительно, не щадя своего достоинства, или же, наоборот, третируют их..." В этом высказывании, кроме объективной истины, сквозит и "авторская боль" Чехова, испытавшего много огорчений от чтения пошлых критических статей о своем творчестве.

Статьи по искусству Николай Степанович (как и Чехов-врач) противопоставляет работам врачей и естествоиспытателей с их скромностью и джентльменски покойным тоном.

Не в этом ли отношении Чехова к литературно-критическим статьям кроется причина того факта, что автор "Скучной истории" противопоставляет положительному ученому-медику поверхностного ученого-филолога?

* * *

Особое место отводится в "Скучной истории" музыкальному искусству. Музыка используется Чеховым как важный момент характеристики героев, а отдельные музыкальные образы имеют в повести глубокий философский "подтекст".

Старый ученый в своих записках рассказывает о домашних концертах. Дочь Лиза, обучающаяся в консерватории, и ее подруги играют на рояле, пробуют голоса. Около рояля стоит возлюбленный Лизы, Гнеккер, и слушает, принимает участие в разговоре о музыке. "Барышни и Гнеккер говорят о фугах, контрапунктах, о певцах и пианистах, о Бахе и Брамсе..."

Когда читаешь об этих концертах в доме профессора, вспоминаются музыкальные вечера в Бабкино, Луке, а позднее - в Мелихове, о которых рассказывают мемуаристы. Чехов любил музыку, понимал ее специфику. Музыка вошла важным компонентом и в его творчество - в содержание и форму его произведений. Музыкальными образами Чехов часто пользуется в своих произведениях для характеристики важных сторон жизни и психологии человека.

В "Скучной истории" хороню прожитая человеческая жизнь сравнивается с "красивой, талантливо исполненной композицией", имеющей удачный финал. Университетский лектор-мастер сравнивается с хорошим дирижером, который, "передавая мысль композитора, делает сразу двадцать дел: читает партитуру, машет палочкой, следит за певцом, делает движение в сторону то барабана, то валторны и пр.".

Случайно ли Чехов, описывая концерты в доме Николая Степановича, дважды упоминает о контрапунктах, о фугах, о Бахе - мастере фуг? Думается, что нет. Эти музыкальные места в повести имеют глубокий смысл.

Идейный рост Чехова, его философские искания в годы? перелома способствовали совершенствованию мастерства. Это выразилось прежде всего в более углубленном понимании жизни, психологии человека. Мысль О' сложности и противоречивости жизни Чехов выразил в двух своих художественно-философских произведениях конца 80-х годов - в "Огнях" и в "Скучной истории". Особенно глубоким жизненным содержанием отличается "Скучная история", в которой Чехов-художник с большой эстетической культурой - умело и тонко применил музыкальные образы и термины для характеристики сложных явлений жизни.

Чрезвычайно органичным для творческого метода Чехова оказался .музыкальный термин "контрапункт". Вдумчивый наблюдатель жизни с ее контрастами и противоречиями, Чехов в годы перелома пришел к тому суждению о жизни, которое великий русский композитор М. И. Глинка выразил в музыкальном образе: "Все в жизни есть "контрапункт", т. е. противоположность".

В "Скучной истории" "контрапункты" показаны прежде всего в музыкальных эпизодах повести. Жена профессора устраивает домашние концерты не из любви к музыкальному искусству, а потому, что так принято в "благородных" семьях, потому что эти концерты служат своеобразной приманкой для женихов дочери. Когда гости говорят о музыке, она, "боясь, чтобы ее не заподозрили в музыкальном невежестве, сочувственно улыбается им или бормочет: "Это прелестно... Неужели?.. Скажите..."

С апломбом ведет себя на домашних концертах Гнеккер, человек, чуждый искусству. Профессор это сразу почувствовал: "Слишком уж кажутся мне подозрительными его авторитет и то достоинство, с каким он стоит около рояля и слушает, когда кто-нибудь поет или играет".

Николай Степанович в своих размышлениях о Гнеккере провел удачную социальную аналогию: "Богатые люди имеют всегда около себя приживалов; науки и искусства тоже". Действительно, трудно себе представить более разительный "контрапункт", чем тонкое музыкальное искусство и "приживал" в искусстве, пошляк Гнеккер!

А вот "приживал" в науке - прозектор. В гостях у Николая Степановича он в продолжение всего обеда рассказывает одни и те же нудные истории об открытиях и плагиатах в науке, наводящие уныние на всех обедающих. А когда при нем заводят речь о музыке, о фугах и контрапунктах, то он "скромно потупляет взоры и конфузится; ему стыдно, что в присутствии таких серьезных людей, как я и он, говорят о таких пошлостях".

Это отношение прозектора к искусству, подмеченное умным Николаем Степановичем, - весьма выразительный штрих в характеристике ограниченного специалиста-педанта. Дело не только в том, что прозектор совершенно чужд музыке и проявляет исключительное невежество. В этом "котрапункте" - прозектор и музыка - заложен и другой, более глубокий смысл.

Фуги и контрапункты, упоминаемые Чеховым, превращаются в музыкально-философские образы, передающие сложность и противоречивость жизни, недоступные пониманию ограниченного человека, поверхностно воспринимающего ее, ушедшего от широкой, многообразной жизни в узкий мирок своей специальности.

Музыкальные образы с глубоким философским "подтекстом" в "Скучной истории" свидетельствуют о "полифоничности" художественного мышления и творческого метода Чехова, глубоко проникавшего в сложное, многогранное и противоречивое содержание жизни и отражавшего жизнь во всей ее противоречивой многосторонности.

В "Скучной истории" можно найти много ярких "контрапунктов", помимо уже указанных. Вот "контрапункты" в личной и семейной жизни Николая Степановича. Прекрасная, красивая девушка Варя с чистой душой, хорошим, ясным умом, которую страстно полюбил Николай Степанович, с течением времени превратилась в сырую, неуклюжую старуху и, главное, в ограниченную мещанку. В семье профессора росли две девочки - дочь Лиза и дочь умершего друга Катя; воспитанием обеих Николай Степанович по-настоящему не занимался ("заниматься ее воспитанием было мне некогда, наблюдал я ее только урывками". Эти слова профессора можно полностью отнести не только к Кате, но и к Лизе). Но вот чужая девочка впоследствии сделалась близким человеком, другом Николая Степановича, а выросшая дочь стала чужим, далеким человеком.

Разнообразные "контрапункты" в жизни отмечал наблюдательный Чехов также в своих письмах и в записных книжках.