Андрей Плахов - Всего 33 Звезды Мировой Кинорежиссуры

Троица, своеобразная семья из "Вальсирующих", перемещаясь во фривольном танце, снова через четыре года оказывается в орбите кинематографа Блие — в фильме под названием "Приготовьте платочки", награжденном в 78-м году "Оскаром". И еще раз — в картине "Вечернее платье" (1986, опять заметный кассовый успех).

В первом случае Депардье и Дэвэр получают новую партнершу в лице канадки Кароль Лор. В "Вечернем платье" нет Дэвэра — его заменяет и невольно пародирует его женственность Мишель Блан. Депардье, отяжелевший, но еще не обрюзгший, играет прохвоста и волокиту, но с интересом, направленным на менее прекрасную половину человечества. Одна Миу-Миу без перемен — хоть и в роли законной жены (Мишеля Блана), но в знакомом амплуа уличной девчонки, сорванца, сентиментальной гулены. К финалу в фильме нарастает мотив гомоэротики и Трансвестизма, нередкий у Блие и, как всегда, решенный у него деликатно, в полукомедийной интонации. Просто "семья" видоизменилась: в последних кадрах Боб, Антуан и Моник сидят в бистро, словно три Грации: они практически однополы и мирно болтают о своем девичьем. Похоже, над ними только что тихий ангел пролетел.

Пройдет еще время — и треугольник Блие опять поменяет очертания, и только Депардье (теперь уже основательно заматеревший) останется центром тяжести этой хрупкой конструкции. "Слишком красива для тебя" (1989) — так будет называться фильм, и будет предлагать публике еще один вид извращения. Неистового Жерара, познавшего все и вся, будет тошнить от безупречно красивой Кароль Буке (чье лицо украшает в ту пору самые престижные парижские парфюмерные рекламы), а тянуть — к грубой и ширококостной, как тетя Катя со склада, Жоазин Баласко. (Пресыщенный Париж тогда помешался на этой актрисе венгерского происхождения и объявил ее стиль самым элегантным.)

В мире Блие, где множатся, ветвятся и возвращаются на круги своя сюжеты и персонажи, время порой бывает обратимо и меняет последовательность причин и следствий. В финале фильма "Холодные закуски", снятого задолго до "Слишком красивой", в 79-м году, герой все того же Депардье после цепи злодеяний и злоключений оказывается в лодке наедине с прекрасной незнакомкой посреди горного озера. И что же? Незнакомка — та самая Кароль Буке, девушка с рекламы — оказывается дочерью клошара, которого замочил Жерар (в первом кадре — сказали бы мы, если бы убийство не произошло за кадром). Ничего не подозревающий герой уже готов сделать стойку на красотку, видя в нежданной встрече благоприятный поворот фортуны, и вдруг замечает наведенную на него "пушку": месть не только за папу, но и за будущую "слишком красивую для тебя". Впрочем, может, и наоборот: необъяснимое отвращение к эталону женской прелести объясняется нечистой совестью и засевшим в подсознании испугом.

Не то чтобы Блие всерьез был озабочен идеей метампсихоза, но по меньшей мере два его фильма опираются на механизм этой идеи впрямую и непосредственно. Впрочем, именно эти два — "Наша история" (1984) и "Спасибо, жизнь" (1991) — оказались почти провальными. В первом случае дело усугублялось разочарованием фанов Делона, сыгравшего алкаша, влюбленного в шлюху. И фанов Блие, сразу заметивших чужеродность "нашему кино" пары Ален Делон — Натали Бай. Но даже те, кому удалось пережить этот конфуз, зачахли от бесконечного блуждания по гипотетическим сюжетным ходам, по неясным пунктирам, так и не приводящим ни к чему путному и способным вдохновить лишь ценителей словесной схоластики.

В отзыве одного из них эстетические телодвижения Блие выводятся из литературной традиции Шодерло де Лакло и доводятся до концептуализма современного рококо (инсталляций). Видимо, еще более глубокими соображениями следует комментировать двухчасовой опус "Спасибо, жизнь". Повествование и здесь то и дело запинается, сворачивает в сторону, персонажи путаются и меняются ролями. На сей раз поиски истинного сюжета обоснованы известным приемом: "снимается кино". Под него можно смонтировать что угодно: барочный гиньоль из времен нацизма с фарсом о девке, заразившей полгорода смертельной болезнью. И зрители, и герои все меньше понимают, что происходит: ведь "если есть гестапо, не должно быть СПИДа, и наоборот". Определенность не вносит даже Депардье, который обычно чувствует себя в мире Блие, как рыба в воде, но здесь провисает в меланхолическом вакууме.

Казалось, Блие кончился, отстал от времени, безнадежно заплутав в его хитросплетениях. Однако причина неудач заключалась как раз в попытках найти некий универсальный маршрут, определенный выход, свет в конце тоннеля — вместо того, чтобы отдаться прихотливой логике лабиринта. Рациональные подпорки, выпирая все больше и больше, губительны для этого режиссера — что доказывает их вторичность по отношению к некой первичной материи, из которой возникли его ранние фильмы. Эта материя отчасти опять оживает в последних работах Блие — "Раз, два, три — замри" (1993) и "Мужчина моего типа" (1996). И механические упражнения вновь, хоть на короткое время, превращаются во вдохновенный танец, в азартную игру.

Возвращается природный блеск интеллекта, его фонтанирующая спонтанность. Вновь затягивает бешеный темп диалогов, "более подлинных, чем подлинные", — то есть предельно отточенных, острых и лишь замаскированных под праздную болтовню. Язык маргиналов и иммигрантов, проституток и сутенеров, индустриальных окраин и пустырей сохраняет свою натуральность, но при этом выстроен, как доклад на симпозиуме. Не скрывая своей вульгарности, звучит поэтично.

Бертран Блие — один из редких художников "визуальной цивилизации", кто еще верит в слово. Он любит курить трубку и писать. О себе свидетельствует: "Я скорее писатель, чем кинематографист". Прежде чем снять "Вальсирующих", он написал и издал одноименный роман.

В то время как современный кинематограф стал оптическим шоком, ушел в воронку виртуальной реальности, в нем одновременно с "новой зрелищностью" рождается и "новая слышимость". Но не та, что бьет по рецепторам долби-стерео-суперэффектами. Блие ориентируется на нормальное человеческое ухо, на камерный, даже интимный слуховой диапазон. В нем говорит инстинкт защиты от агрессивной имиджелогии.

Защиту Блие ищет в великой литературной культуре своей страны. И культуре театральной, причем не столько в ее высоких образцах, сколько и прежде всего в демократических, сниженных формах. По темам, по диалогам, по построению сцен фильмы Блие следуют традициям бульварного театра и кафе-театра. Оттуда родом и его персонажи — романтические воры; убийцы и альфонсы поневоле;

уличные девчонки-подростки с повадками Гавроша; мещанские пары, падкие на порочные соблазны и похождения. Все они — узнаваемые типы популистской литературы и популистского театра. Оттуда же родом и сценография: большинство уличных эпизодов у Блие, не говоря об интерьерных, поставлены в студии, и на экране чувствуется их — "более подлинных, чем подлинные" — поэтичность и живописность.