Андрей Плахов - Всего 33 Звезды Мировой Кинорежиссуры

Для фильмов Блие характерны сцены, разыгрываемые при искусственном свете (эффект "американской ночи", воспетый Трюффо). Некоторые из картин ("Вечернее платье", "Холодные закуски") почти целиком помещаются в вечерне-ночную фазу суток, и это создает дополнительный ряд значений, идущих от поэтического реализма, от старых фильмов Марселя Карне с их сновидческой, призрачной романтикой, дыханием рока и острой нотой трагизма. Но — внимание — Блие, в отличие от своих прямых предшественников и современников из "новой волны", не увлечен стилизацией и не видит в ней самостоятельной ценности. Его отношения со старым кино не полемические и уж никак не скрыто ностальгические.

Это отношения блудного сына с отцом, которому кажутся дикими прически, манеры, сленг и вседозволенность новой генерации. Но рано или поздно происходит братание и выясняется, что цинизм молодежи во многом напускной, или отцовская строгость нравов не абсолютна: разошлись не на такого уж размера дистанцию.

Появление Бернара Блие в фильме Бертрана Блие "Холодные закуски" в роли полицейского комиссара — возвращение, строго говоря, отца к сыну, но суть от этого не меняется. Проработавший с середины 30-х годов в парижских "театрах бульваров", принесший с собой водевильно-опереточный дух, Блие-старший как никто оказался уместен в сумеречном, безлюдном абсурде небоскреба-мегаполиса, в лабиринтах которого прячется маньяк-убийца. Блие-полицейский и не думает ловить его; главная цель героя — забыть убитую им самим жену-скрипачку, но тут, как назло, судьба заносит его на скрипичный концерт...

Посланцем "папиного кино" становится и Марчелло Мастроянни, сыгравший у Блие в картине "Раз, два, три — замри". Он и приглашен в этом качестве — траченный молью и алкоголем "мармеладный папашка", что ни день забывающий путь в собственную квартиру. Еще бы не забыть, если противные окрестные мальчишки то и дело снимают с нее дверь с заветным опознавательным номером и ставят на улице где попало.

Актер классической школы — будь то Бернар Блие, Жанна Моро или Мастроянни — лишь подчеркивает своим присутствием многокрасочную нелепость и абсурдную экстравагантность мира Бертрана Блие, где царствуют истерия и насилие вперемешку с сентиментальными бреднями, где латинская порода и речь почти вытеснены пришлой, арабской, а учительница сливается с учениками в свальном полугрехе.

Последний на сегодняшний день фильм Блие называется "Мужчина моего типа". Как и все, что режиссер делает в последнее время, он не несет в себе неожиданностей и повторяет хорошо знакомые мотивы. Забавны и не лишены грустной рефлексии отношения мужчин и женщин; трогательна Анук Гринберг в роли проститутки по призванию; заслужен приз за женскую роль на Берлинском фестивале, врученный ей — новой подруге Бертрана Блие.

Блие, вслед за Годаром, утратил былую провокативность. И, в отличие от Годара, даже не пытался имитировать ее. Он не стал вечным анархистом французского кино — роль, на которую многие претендовали, но немногие выдержали. Если его с кем из зачинщиков "новой волны" и сопоставлять сегодня, то с блестящим парадоксалистом, в прошлом редактором "Кайе дю синема", Эриком Ромером.

Ромер религиозен и антибуржуазен (к Блие имеет отношение только второе). Ромер, как и Блие, литературен, но в своих фильмах адаптирует формы средневекового театра, а также максимы и насмешливые морализаторские сентенции XVIII века. Его называют Мюссе и Мариво Десятой музы, наследником Ларошфуко и Лабрюйера.

Он снимает циклами: "Шесть нравоучительных историй", "Комедии и поговорки", "Сказки времен года". В отличие от Блие, Ромера не интересуют бисексуальные коллизии и он предлагает своим героям банальный выбор между двумя женщинами, а героиням — между двумя мужчинами. Он описывает любовные недоразумения, соблазны и ошибки юности, сердечные волнения. Нет роковых страстей, главная страсть героев Ромера — любопытство к жизни. Их диалоги подробны и дотошны; они не успокоятся, пока не дойдут до самой сути; садомазохистский процесс спора доставляет им наслаждение, граничащее с половым. В споре всегда побеждает не здравомыслие, а чувственный порыв. Поймать "зеленый луч" (название знаменитой ромеровской картины) или "голубой час" (лирический мотив другой) дано только тем, чей интеллект уравновешен искренностью и доверием к жизни.

И все же художественная философия Ромера укоренена в традиции рационализма. В его фильмах, порой создающих впечатление изящной небрежности, на самом деле нет ничего случайного. Они могут сниматься без написанного сценария, но это лишь означает, что режиссер сочинил и выучил его наизусть. Интерьеры расписаны в строго заданном стиле (например, Мондриана), камера движется по четко заданной траектории, а монтаж в обычном смысле Ромеру практически не нужен, ибо он заранее монтирует свое кино в голове.

80-летний классик Ромер воплощает консервативный (в смысле неизменности на протяжении столетий) дух французской культуры. 60-летний Блие, тоже ставший классиком, остается на этом фоне — и, более широко, на фоне всей французской кинотрадиции — наиболее живым, подвижным персонажем. Он не погряз в цепенеющем академизме, который сковывает темперамент более молодых выходцев из "Кайе дю синема" — Тешине и Ассаяса. Но он не имеет ничего общего и с неоварварством Жан-Жака Анно, других "новых диких".

Фильмы Блие, впрочем, как и его романы, смотрятся и читаются легко, не требуя от потребителя особых интеллектуальных усилий. В то же время они тонкими нитями вплетены в культурный контекст, который до конца не расшифровать без знания кода. Это — код исконно французской традиции, в которой высокое и низкое сосуществуют почти равноправно, и уравнивает их облегченно романтизированное отношение к действительности, которое не выветрилось даже в наш прагматичный век.

Вот почему во Франции одни и те же актеры без видимых усилий переходили из авангардных фильмов в жанровые и наоборот: так делали Жан Габен, Жан Маре, Ален Делон. Вот почему так быстро сдала свои первоначальные бунтарские позиции "новая волна". Бернар Блие был связан главным образом с "низкой" сферой коммерческого и полукоммерческого кино, и Бертран, младший современник "волны", этого немного стеснялся. Но недолго, ибо ко времени его дебютов Шаброль уже делал вполне добротные криминальные фильмы, а Ромер вернулся к старой, еще докинематографической традиции.

Блие отошел в сторону: он всегда предпочитал не быть ангажированным, держался вне кланов и с самого начала выбрал путь одиночки. Тем не менее именно он поддержал необходимый баланс в развитии национального кино. Который то и дело рисковал быть нарушен уклоном в сухой интеллектуализм или в жанровую банальность.