Николай Романецкий - Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 3

На цветных кадрах старик снова и снова вздрагивал.

Все чаще он оборачивался на Женьку. Открывал рот, чтобы что-то сказать, и молчал, вновь возвращаясь к экрану.

Новая история.

Новейшая история.

Белый дом, танки, флаги. Кричевский, Комарь, Усов. Трясущиеся руки, речи, толпа. Берлинская стена, памятники, Глинка. Российский триколор, российские города, российские лица.

И еще немного дальше, и еще… Много разных слов, много разных звуков.

Остановите кто-нибудь это говорящее радио…

Старик начал качать головой. Он качал и качал ею, временами заслоняясь ладонями от экрана и забывая о Светлове, погружаясь в свой недоступный мир. Мир, в котором царями теперь восседали Призраки грядущего, а по правую руку резвились новые царицы — Безумие и Паника.

Женька тоже дрожал. Он устал стоять, устал держать этот дурацкий пистолет, устал смотреть на этого маленького молчащего грузина.

Хозяин обхватил руками и сжал виски. И оставался неподвижен еще очень долго.

Мучительно долго.

— Ты дэмон? — наконец спросил он, отнимая побелевшие пальцы от лица.

И впервые за этот час Женька увидел ужас в его глазах. Не беспомощность перед невероятностью ситуации, не страх за свою жизнь. Ужас бывшего семинариста.

— Нет. — Женька позволил себе чуть-чуть расслабиться и вытереть лоб рукавом. — Я человек. Я просто издалека, и я знаю всё, что будет. И это… это всё, что я хотел сказать вам.

— Ты дэмон. — Старик опустил плечи. — Ты пришел за мной. Я приходил за Сэрго, за Алешей, за Ладо… а ты пришел за мной. Ты дэмон…

Он вдруг вскочил, глаза засверкали ястребиным желтым блеском.

— Нэ получишь мэня! Нэ получишь мэня, дэмон! Я убью тэбя, как их, сучьих дэтэй!

Ноутбук полетел на пол, сметенный неожиданно могучим ударом. Женька отскочил к двери, растерялся, пистолет нырнул стволом вниз.

Маленький грузин с яростью бросился на него.

Но.

Но застыл на полушаге.

Рябое лицо исказилось. Ноги зашатались, повели в сторону. Руки судорожно зашарили в поисках опоры, схватились за газету на столе и… разжались. Из онемевшего рта вырвался нечленораздельный хрип.

— Боже… — прошептал Женька. — Нет. Только не сейчас. Это не должно сейчас… это потом.

Старик упал на колени, а затем осел на пол, в глазах остывало бешенство и появлялось удивление. Он протянул руку, будто хотел схватить Светлова, и повалился на бок. Судорожно скребя по паркету ногтями и по-прежнему не отводя от него взгляда. Затих…

Рядом с ним стукнули выпавшие из кармана часы. Стрелки показывали шесть тридцать утра.

— Господи, — Женька сглотнул, отступая еще на шаг. — Что я…

Не в силах шелохнуться он прижался спиной к деревянной створке. Сколько оттикали часы на полу, он не знал, просто стоял и смотрел на распростертое тело.

В конце концов, он отлепил мокрую спину от двери и наклонился к Хозяину. Тот дышал — прерывисто, хрипло. Никаких признаков сознания. Женька осторожно отодвинулся вбок, и еще немного, подобрал ноут.

— Он встанет, — прошептал Женька, как завороженный. — Встанет. Около семи загорится свет. Так охрана говорила… Загорится свет… Он должен был тогда. Вечером… Господи.

Женька выпрямился. Его колотило крупной дрожью. Трясущимися пальцами он нащупал серебристый овал. Вынул.

Другая кнопка.

Круг заливает синее озеро.

Озеро поглощает человека.

Человек распадается на клеточки.

Человек умирает.

Чтобы воскреснуть вновь где-то в начале двадцать первого века.

Из воспоминаний Светланы Аллилуевой:

«Отец умирал страшно и трудно… Лицо потемнело, изменилось… черты лица становились неузнаваемы… Агония была страшной, она душила его прямо на глазах… В последнюю уже минуту он вдруг открыл глаза. Это был ужасный взгляд — то ли безумный, то ли гневный, и полный ужаса перед смертью… И тут… он вдруг поднял кверху левую руку и не то указал куда-то вверх, не то погрозил всем нам… И в следующий момент душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела».

Историческая справка:

И. В. Сталин скончался пятого марта тысяча девятьсот пятьдесят третьего года в результате инсульта, произошедшего первого марта того же года. В ясное сознание с момента удара не приходил.

Противостояние фантастика — боллитра — тема в фэндоме наболевшая, набившая оскомину и не освещённая разве что ленивым. К сожалению, обширные прения сторон (больше напоминающие метание копий друг в друга) так ни во что путное и не вылились. Решение проблемы не было найдено (да, если честно, его и не искали), а пресловутое «писать надо лучше» только добавляло масла в огонь. Постепенно интерес к этой теме угас. Каждая сторона окончательно утвердилась в собственной правоте, а само противостояние стало восприниматься как запущенная болезнь, которую удобнее не замечать: вылечить-то всё равно не получится. Слишком много обид, запрятанных глубоко и не очень, придется вытаскивать на свет. А кому это надо? Спросить ведь не с кого. Виноватых-то нет.

И всё же мы рискнём затронуть наболевшую тему ещё раз.

Для этого есть серьёзные основания. Во-первых, «запущенная болезнь», ушедшая в подполье, разлагает нас изнутри, во-вторых, за последние десять-пятнадцать лет и фантастика, и боллитра значительно изменились, что позволяет надеяться на пересмотр отношений.

Сегодня фантастику не называют «лепрозорием для опасно больных» или «литературным гетто». Это в прошлом. Не потому, что мы выросли в качественном отношении. Нет. Просто боллитра откровенно сдала, и читатели это поняли. Двери гетто открыты, но куда идти? В лепрозорий никого не гонят, но только потому, что больны все. Ореол «высокой, нравственно-ориентированной» литературы «толстых» журналов исчез, как ветром сдуло. Последние иллюзии развеялись. И стоим мы теперь на одном уровне, на соседних книжных полках, да смотрим друг на друга креативно-«канареечными» обложками. Окультуриваемся взаимно. Этакие товарищи по несчастью. Мы их магами с эльфами травим, они нас — «Кысью» мутированной наказывают, мы им «Дозоры» с кровопийцами подсовываем, они нам — «The тёлки» с одноимёнными персонажами, соответственно. Осталось им «S.T.A.L.K.E.R» а предложить — и будет полный «Духless».

Какой уж тут лепрозорий, какое гетто, какая литература? Все обидные словечки меркнут, когда ты видишь, как на стеллажи «Современная русская проза» выкладывают книги с названиями-гибридами: Sамки, «Секс. Delete», «Про любоff/on». Вот оно — генетически модифицированное русское слово, рыночностойкое! Шкандыбаем в ногу со временем. Евроинтегрируемся.