Константин Фрумкин - Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 5

Скрипнула входная дверь. Все, теперь домой, в Тибет! Главное сделано — новоявленные Будды обрели, наконец, в студеном Арзамасе-16 свою истинную мать. Единственную на Земле, способную сберечь божественный свет. Вот она обрадуется…

Ударило грандиозно.

Полоса, должно быть, прошла совсем рядом, потому что железобетонные стены блиндажа мгновенно оказались расписанными причудливыми сеточками трещин, из которых струйками брызгала земля напополам с жижей. Едкий, смешанный с мельчайшей земляной пылью дым лез в глаза, проникал в горло, нос и драл легкие.

В первый момент ему показалось, что на голову обрушилось не менее тонны земли, но потом его оглушило, придавило, и он перестал думать обо всём, кроме одного — дышать. Дышать и ни в коем случае не потерять сознание, иначе конец, смерть от удушья, и даже хоронить не надо, уже закопан. Милое дело…

Когда наверху угомонилось, а в ушах бешено застучало сердце, он изо всех сил, ногами и руками упершись в пол, рванулся, выпрямился и жадно глотнул.

Воздух пах смертью, но это был воздух.

Полоса, в самом деле, прошла очень близко, всего лишь метрах в двух от его укрытия, но всё её смертоносное могущество оказалось бесполезным, никчёмным: убивать было некого. Почти некого.

Воин выбрался из полузасыпанной канавы и принялся скакать на одной ноге, вытряхивая землю из-под гимнастёрки, из-за шиворота и из ушей. По опыту он вычислил и знал теперь, что самый короткий промежуток между двумя налётами составлял не менее десяти минут. А это значило, что можно попрыгать, поразмять ноги, приглядеть себе новый более или менее пригодный блиндаж и успеть в него перебраться. Ну вот, подумалось ему, и опять жив…

Несколько дней назад, когда их перебросили на передовую, они откровенно недоумевали: как же так, настоящая-то передовая в пятидесяти километрах от места дислокации? В те дни и часы всеобщего безумия и лихорадочного отчаяния им просто позабыли сказать, что какие-то пятьдесят километров для Армады — это даже не пустяк. И их линия очень скоро превратится в передовую, передовую следующего поражения. Их было много тогда, солдат, офицеров, каких-то людей с бешеными глазами в диковинной униформе. Они метались повсюду, позволяя себе совершенно безнаказанно оспаривать или изменять любые приказы, а в случае крайней нужды самозабвенно орать даже на генералов, брызгая слюной на их бледные физиономии, в то время как сами генералы стояли навытяжку, безоговорочно моргали в ответ и, не утираясь, тут же мчались исполнять приказание.

Все тогда были какие-то бешеные, повсюду можно было обнаружить признаки кипучей деятельности. Одно за другим беспрерывно прибывали новые подразделения, роты, полки, дивизии, в названиях которых он, человек, в общем-то, гражданский, всегда путался; ускоренными темпами возводились укрепрайоны, рылись километры окопов, десятки, если не сотни, блиндажей и бункеров (до сих пор на руках ныли мозоли от лопаты), эшелонами, самолётами и вертолётами доставлялись горы вооружения от морских кортиков (откуда и зачем здесь в таком количестве?!) до чего-то грандиозного, даже на непросвещённый взгляд напоминающего мобильную пусковую установку ракет средней дальности.

И уж, конечно, путаница была сплошь и рядом. Путали всё: ополченцев с регулярными частями, иностранцев со своими, периметр укрепрайона с основной оборонительной линией, оружие с провизией, день с ночью, нездоровый румянец паники с ввалившимися, покрасневшими глазами после четырёх суток без сна… И как проклятие и наваждение, ежесекундно слетало со всех уст произнесённое на разных языках, но с одним выражением слово — Армада.

Никто не знал, откуда она появилась, как никто не знал и каким образом её остановить и возможно ли это вообще. Вопли ужаса и бессвязные сообщения, поступавшие из стран, первыми подвергшихся вторжению, поначалу не вызывали ничего, кроме раздражающего недоумения и плоских шуток насчёт особенностей иностранного юмора.

Потом всякая связь оборвалась вообще и сразу, словно одним мощным ударом был уничтожен весь космический арсенал Земли на орбите — от спутника-шпиона до орбитальных станций. Планета в одночасье ослепла на один глаз, оглохла на одно ухо и потеряла одну карающую длань. Это подействовало отрезвляюще, и сразу же на континентах начались лихорадочные поиски противника, чуть было не кончившиеся преждевременной катастрофой.

А когда разобрались — было уже поздно. Нечто огромное, настолько странной формы, что казалось бесформенным, вовсю ползло по планете, не оставляя после себя практически ничего. Тогда-то с чьей-то лёгкой руки её и окрестили Неумолимой Армадой, а так как никто не знал, что она представляет собой в действительности, то название осталось, прижилось.

За считанные дни была создана Объединённая армия, численность ополченцев измерялась миллионами. Пожалуй, это была единственная в истории человечества война, на которой не было дезертиров. Просто бежать было некуда, да и не успевали убежать…

Собственно, ответный удар был нанесён почти мгновенно, но последствия его повергли военных в состояние тяжёлой депрессии. Никаких последствий просто не было: ракеты и бомбы, достигая цели, бесследно исчезали, словно проваливаясь в бездонную пропасть; эскадрильи и эскадры погибали на подступах, не успев даже понять в чём дело; миллионные армии, до сих пор считавшиеся непобедимыми, за доли секунды смешивались с землёй, вызывая у оставшихся в живых новые приступы безысходного страха.

Ужас положения проявлялся ещё и в том, что саму Армаду никто не видел. Те чудовищные потери, которые подкосили спокойствие и самоуверенность землян, были нанесены всего лишь передовыми отрядами Армады, названными так исключительно по аналогии, так как ничего общего с подобными образованиями они не имели и в помине. Просто небо вдруг темнело, пока не превращалось в непроглядно чёрное, и на фоне мрачного бархата начинали метаться ослепительно белые полосы, похожие не то на лучи прожекторов, не то на хвосты комет. Когда иллюминация заканчивалась, внизу не оставалось ничего живого или сколь-нибудь целого. По рассказам чудом выживших после такой свистопляски земля напоминала гигантскую пашню, только «плуг», десятки раз пройдя по живому, не переворачивал почву, а словно вдавливал её с невероятной силой, оставляя после себя ровные отутюженные полосы. Очутиться в полосе удара было равносильно неминуемой смерти.