Георгий Адамович - Литературные беседы. Книга вторая (Звено: 1926-1928)

Мне крайне неловко, что я Вас просил о деньгах Фельзена и особенно о сундучке. Не обижайтесь, пожалуйста. Я находился тогда в маразме. А теперь понимаю крайнюю позорность моего по ведения. Pardon.

Посылаю статью Талина <1>, которую Вы мне переслали. Почему он мне прислал? По-моему, ее надо напечатать, хоть она премерзко написана (не в тоне «Звена»). Но содержание — живое и в общем верное, не сделать ли «в дискуссионном порядке»?

Я удивлен Вашим замечанием о Мамченко <2>. Вы пишете: «Так его напечатать нельзя». Отчего? Разве мы об этом не говорили? Он менять не хочет. Я очень советую — прошу напечатать. Поверьте, что не от дружбы к автору. Нас упрекают — и справедливо — в легковесности беллетристики (прочтите статью в «Воле России»). Шах и Ладинский – действительно слегка из «Илл<���юстрированной> России». Мамченко хоть имеет то достоинство, что его там бы не напечатали <3>. Кроме того, это само по себе не ничтожно. Будьте уступчивее, отец редактор, убедительно Вас прошу.

Здесь я никого не вижу. Напишите мне «вообще». Кланяюсь Ирине Александровне и еще раз благодарю за пристанище

Ваш Г.А.

<���начало августа 1927 г.>

отв. 8/8

Дорогой Михаил Львович

Наша переписка все невпопад: только отошлю Вам письмо — сейчас же, через час, получаю от Вас, и так все время. Вот и сейчас пишу, вероятно, «между двумя письмами».

Спасибо большое за присылку пособия и вспомоществования в «счет будущих счетов». Я не ожидал таких благ и очень Вам благодарен в виду своего нищенства, надеюсь, временного. Спасибо и за обещание уладить дело о 1000 фр., кои намереваюсь возместить в недалеком будущем.

Теперь о литературе. Буткевич <1> каким-то образом оказался здесь, у меня. Отсылаю его Вам, — хотя, по-моему, это материал «на самый крайний случай». Главное — чудовищно неинтересно . (А рассказ Берберовой <2> правда прелестен, и был бы совсем хорош, если бы немножко больше «небрежности», меньше тщательности и кропотливости в описаниях, если бы вообще спрятать швы). О своем рассказе я, пожалуй, напрасно Вам написал. Прежде всего это не рассказ, а так — «этюд», и даже, о ужас, «стихотворение в прозе». А во-вторых, я его написал сразу, начерно, «как из ведра» (это я недавно прочел как «выражение Гете»; где — не знаю, но, по-моему, очень хорошо). «Отделывать» же его мне как-то не хочется, да и не знаю, что получится. Поэтому не будем договариваться. Если я его допишу, то пришлю. А если нет – нет. Ведь есть же и Фельзен, и этот самый Буткевич. Мой рассказ – если он и будет – все равно маленький <3>.

«Новый дом» — это мне разболталась в письме З. Н. <4>, а теперь пишет: «некоторые из «Н. Д.», которые почему-то считают Вас врагом, очень на меня сердиты за то, что я Вас посвятила в наши тайны…» Так что, пожалуйста, храните вражеские тайны: они меняют название (не то «Наш дом», не то совсем без дома), собираются выходить «как часы» или «как «Звено», — т. е. точно каждое 15-е число, полны высокой идеологией и находятся под деловым покровительством Мих. Струве <5>. Кто там распоряжается идеями — не знаю. Судя по цитате из Зинаиды, которую я привожу, — Берберова. Это приятно, что они выходят, — будет с кем «полемизировать», а то со Слонимом <6>, право, тошно.

О «Звене» я полон полусомнений, полусоображений. Что-то в нем «не так». Весь вопрос вот в чем: если оно только дотянет до Нового года, то стараться особенно не стоит, да и не успеть реализовать старания. Если же дальше, то надо его оживить. И знаете, третий отдел сейчас благополучнее первого, хотя и третий должен ведь давать «полный» обзор, а не случайное, что кому вздумается. Но третий еще куда ни шло! Я думаю, что хорошо бы взять за образец «Печать и революцию» или отчасти «Mercure» — для третьего отдела, но какая это работа! А станет что-то. Мочульский со своим Моруа <7> — очень мил, но слишком уж «на Шипке все спокойно»; тон благополучия, ничему реально не соответствующего, – кроме авторского благодушия перед летними каникулами, поездкой на Корсику и прочими прелестями. И вообще это и не «снобизм», и не «эсхатология дурного стиля» – а какое-то глубокое «мерд». Если на это обрушатся стрелы «Н<���ового> Дома», защищаться будет трудновато. Отчего умолк Бахтин <8>? Если из «Звена» не выходит справочник, пусть лучше будет философия, чем ни то ни се. И Вы сами собираетесь написать о Горьком? (А то, что я хочу написать о нем в Л<���итературных> беседах», — ничуть не мешает, конечно; несколько слов о последней статье его <9>). И Вейдле <10> — которого все-таки, apres tout <11> и несмотря ни на что, приходится ценить на вес золота, как «снобизм» настоящей пробы? Простите, если Вам покажется, что я критикую «Звено». Это ведь просто разговор «на пользу делу». И я себя ничуть не выделяю, а просто о себе не стоит писать.

«Rouge et noire» <12> я прочел и, с извинениями за похищение этого волюма, вышлю его Вам куда и когда хотите. Я нашел там выражение, которое меня пронзило в самое сердце: «La perfection et l'insignifiance de la beaute grecque…» <13> Это тема для Бахтина <14>. Жду ответа о Бодлере <15> и об отмене откликов на этот номер. Кстати, хорошо бы отклики типографски отделять от заметок: хотя бы без раз­деления на столбцы, или курсивом, как стихи и т. п. Стихи я Вам возвращаю. Одно другого хуже! Невозможно! В крайнем, самом крайнем случае — можно, по-моему, сонет о Герострате.

Кланяйтесь дорогой Ирине Александровне. Вы мне так и не объяснили чудо с Вашим Т. S. F. <16> Какой Ваш адрес? И если прислать рожок, — то куда?

Ваш Г. А.

7.09. <1927>

Дорогой Михаил Львович

Вчера поздно вечером получил Вашу телеграмму и ответить сразу не мог. Отвечаю сейчас и одно, временно посылаю «Pchur» . Я писал Вам в Арль — получили ли Вы это письмо? Простите, что поздно посылаю матерьялы, но, кажется, еще не очень. Литбес получился скверный <1>, по-моему, – бывает, что ничего не выходит. Я хотел побольше советского и имен, вообще не философию… Отклики, кажется, интересные. Вам, может быть, покажутся слишком личными кое-какие из них, – но ведь они подписаны, так что не должны быть «вполне объективными». От объективности выигрывают только передовицы. Кстати, мне жаль, что Осоргин написал свою чушь о «Евг<���ении> Он<���егине>» в «Последних новостях». Ведь их по-настоящему не выругаешь, только «полемизируешь». Я сегодня прочел в «Возр<���ождении> » очень хорошую фразу из Салтыкова, которой стоило бы заметку об Осоргине в «П<���оследних> н<���овостях>» начать:

«Когда я открываю «Новости», мне кажется, что в комнату вошел дурак». Прибавить только «Последние».

Ну обо всем этом поговорим при встрече. С моим приездом дело обстоит вот как. Я «рвусь» в Париж, но у меня нет денег на билет. Кое-какими деньгами я тут раздобудусь, но только при отъезде – следовательно, уехать мне надо на свои средства. Это почти cercle vicieux <2>, объяснять долго. Иначе ничего решительно не выходит. Если «Звено» обладает какими-нибудь средствами, то, несмотря на мои непомерные долги и всяческие финансовые грехи, не можете ли Вы мне прислать 300 фр. на переезд? Если это как-нибудь возможно, будьте милым , пришлите сейчас же — в закрытом письме . Я тогда на следующий день и поеду. Мне тут сидеть больше невозможно. С отдачей — не знаю ничего наверно, поэтому предупреждаю откровенно. Конечно, если нельзя, то нельзя. (Это касается присылки, а не отдачи, разумеется!). Мне хотелось бы быть в Париже между 20-25, по разным соображениям. Кстати, я поступаю в Сорбонну, решил inebranlablement <3>. А о «Звене», по-моему, надо устроить тщательнейшее совещание. Как Вам нравится «Корабль» <4>? По-моему, ничего — но нам все же конкуренция, хотя они «маниаки», а мы «просветители».