Владимир Набоков - Комментарий к роману Евгений Онегин

Набоков приводит эти два стиха в переводе на англииский. Очевидно, его подвела память, ибо в русском тексте поэмы И. И. Козлова «Княжна Наталья Долгорукая» рифмы «ручей — очей» нет.

Пушкин въезжал в Москву 7 сентября 1826 г., вызванный из ссылки не с северо-запада, что логично по географическому соотношению Москвы и Михайловского, так как из Михайловского поэт приехал сначала в Псков (на север от Михайловского), где его дожидался фельдъегерь, затем следовал на Новгород, а там, выехав на Московское шоссе, следовал уже в Москву строго на юг.

У Пушкина — из Москвы в Петербург, хотя после этого сообщения в его дневнике речь идет о Москве. Впрочем, от этого суть не меняется. Запись Пушкина от 3 декабря 1833 г. гласит: «Вчера государь возвратился из Москвы, он приехал в 38 часов. В Москве его не ожидали. Во дворце не было ни одной топленной комнаты. Он не мог добиться чашки чаю».

Алексей Николаевич Вульф пишет о своей поездке в Малинники из Торжка 11 февраля 1829 г. на лошадях дяди, Павла Ивановича Вульфа: «Дорога от большого снега и мятелей была так дурна, что я, выехав поутру 11 числа, приехал домой только вечером в 8 час., хотя расстояние только 40 верст, не более» (Вульф А. H. Дневники // Любовный быт пушкинской эпохи. М., 1929. С. 202).

Согласно более современным исследованиям, которые не могли быть известны Набокову, в приходе церкви св. Харитония Пушкины жили в указанные годы, но по разным адресам. В доме графа А. Л. Санти (современный адрес — Большой Харитоньевский пер., 8) Пушкины жили в 1803–1805 гг. В 1807 г. они переселяются в другую часть Москвы (см.: Романюк С. К. Пушкины в Москве в конце XVIII — начале XIX в.: По новым документальным данным // Временник Пушкинской комиссии. 1979. Л., 1982. С. 5—18).

Скорее всего, Татьяна родилась в Москве, где ее крестили; в раннем детстве девочку увезли в деревню. Такое число родных, которые помнят Татьяну, не могло перебывать у Лариных в деревне.

Очевидно, что эти строки были преждевременны и потому Пушкин отложил их до восьмой главы, сохранив интонацию отвергнутых стихов в вопросе Онегина: «Кто там в малиновом берете..?»

Набоков цитирует начало указанного проекта предисловия и текст опущенного Пушкиным отзыва, приводимого и в ПСС (Т. 6. 1937. С. 539–540).

Набоков полностью приводит текст заметки «Пропущенные строфы подавали неоднократно повод…», напечатанный впервые в посмертном Собрании сочинений Пушкина (1841. Т. 11. С. 231). Начиная с ПСС (1949. Т. 11.) она печатается вместе с другими критическими заметками под общим редакторским заголовком «Опровержение на критики».

Стансы «Прости» были написаны Байроном 18 марта 1816 г. по поводу развода с женою и без позволения автора напечатаны лондонской газетой «Champion», Набоков на этот раз не стал опровергать соображения Н. Л. Бродского насчет соотношения эпиграфа с текстом восьмой главы романа. Бродский толковал эпиграф как прощание героев друг с другом, Ю. М. Лотман в своем комментарии полагает, что только тогда, когда Пушкин решил завершить ЕО восьмой главой, в беловом автографе появился этот эпиграф как выражение прощания автора с читателем и романом в целом. Набоков, судя по его умолчанию, склонен был толковать смысл эпиграфа двояко — и как прощание автора с читателем и романом, а значит и с героями, и как прощание героев друг с другом.

Чин коллежского секретаря, с которым Пушкин был выпущен из Лицея, относился, согласно «Табели о рангах», к 10-му классу, а не к 14-му — действительно низшему, к которому принадлежал пушкинский герой Самсон Вырин, коллежский регистратор, «сущий мученик четырнадцатого класса». Интересно отметить, что и друг Пушкина П. А. Вяземский допустил ошибку с этим чином в своем стихотворении «Станция»:

Чина губернского регистратора никогда не существовало. Был губернский секретарь и был коллежский регистратор. Пушкин, взяв эти строки в качестве эпиграфа к «Станционному смотрителю», исправляет Вяземского, правильно указывая этот низший чин.

Ермил Иванович Костров (1755–1796), поэт и переводчик. Его перевод «Луция Апулея, платонической секты философа, Превращения, или Золотой осел» был единственным в России вплоть до XX в. Был даже переиздан в 1870 г.

У Набокова в стихе 13 в английском переводе вставлена догадка: «bird's song», по-русски — «птицы песнь» или в контексте и размере стиха — «песни птиц».

Набоков употребляет ботанический термин по-латыни — Pampmella, по- русски «бедренец» — род трав семейства зонтичных, к которому принадлежит и анис. Известно около 150 его видов, в том числе несколько в Америке и около 25 в России, в то время как анис в Америке не известен. По первой классификации Линнея, постоянно используемой Набоковым, анис именуется Pampmella anisum, а по современной — anisum vulgaris.

У Майкова в поэме Гермес именуется Ермием, а место, которое понравилось в данном случае Набокову, читается так:

В Лицее, несомненно, преподавал Давид Иванович де Будри, однако неизвестно, был ли он одноглаз.

Письма 1806–1823 гг. И. И. Дмитриева к А. И. Тургеневу // Русский архив. 1867. № 7. С. 1094.

Письма И. И. Дмитриева к П. А. Вяземскому. СПб., 1898. С. 25. Цитированное письмо датируется не 20, а 18 октября.

Пушкин был знаком с Карамзиным с 1816 г., когда тот поселился в Царском Селе по соседству с Лицеем.

Жуковский В А Собр. соч.: В 4 т. М.; Л., 1960. Т. 4. С. 564–565.

Пушкин в письмах П. А. Вяземского к жене (1830–1838) // Лит. насл. М., 1934. Т. 16–18. С. 807.

Рукописный набросок «О стихотворении „Демон“» (ПД 835, л. 58(2)—59), о котором идет речь, датируется в настоящее время 1825 г. (ПСС. Т. 11. С. 30)

О своем родстве с Шишковыми Набоков, не уточняя его степень, сообщает и в романе «Другие берега». В данном случае следует перевести указание на родство словом «кузен». В ранее публиковавшихся фрагментах переводов из набоковского комментария, в том числе К. И. Чуковским в статье «Онегин на чужбине», не совсем точно переведено это указание на родство — «двоюродный брат». Прабабушка — Нина Александровна Шишкова, в замужестве Корф, мать Марии Фердинандовны Корф, вышедшей замуж за Дмитрия Николаевича Набокова, деда писателя. Кроме того, и бабушка самого Дмитрия Николаевича, Марфа Степановна Шишкова, в замужестве Назимова, по своему отцу Степану Михайловичу Шишкову состояла в родстве с адмиралом Александром Семеновичем Шишковым, но в более отдаленной степени.