Владимир Набоков - Комментарий к роману Евгений Онегин

Здесь заканчивается описание онегинского дня зимой 1819 г., которое, с перерывами на отступления, занимает всего лишь тринадцать строф (XV–XVII, XX–XXV, XXVII–XXVIII, XXXV–XXXVI).

См. отмеченную Модзалевским в биографии Якова Толстого («Русская старина», XCIX, [1899], с. 586–614; С, [1899], с. 175–199) любопытную параллель между днем Онегина и четверостишиями Якова Толстого (абсолютно бездарными), написанными весьма архаичными четырехстопными ямбами с налетом журналистской лихости, предвещающей сатиру середины века, и озаглавленными «Послание к Петербургскому жителю» (в сборнике дрянных стихов «Мое праздное время» [май?], 1821), где есть такие строчки:

Менее чем за три года до того, как была написана первая глава, этот самый Яков Толстой (1791–1867, офицер и стихоплет), которою Пушкин знал по полулитературным петербургским вечерам (встречам либеральной «Зеленой лампы», неизменно упоминающейся всяким литературоведом наряду с кружком «Арзамас», хотя ни первая, ни второй не сыграли абсолютно никакой роли в развитии пушкинского таланта, просто литературоведы обожают литературные «группы»), в рифмованном послании обращался к Пушкину с наивной мольбой «отвадить» его от «немецкого вкуса» и научить писать «столь же сладко», как пишет автор «Руслана». Такое впечатление, что в первой главе Пушкин намеренно преподал бедняге-рифмачу урок на примере его же собственной темы.

Ср. «Советы о реформе, особливо игорных клубов», преподанные неким членом Парламента (1784; процитировано Эндрю Штейнметцем в «Игорном столе» / Andrew Steinmetz, «The Gaming Table», [London, 1870], I, p. 116) и содержащие описание дня молодого лондонского модника:

«Просыпается он лишь когда пора уже отправляться на верховую прогулку по Кенсингтонскому саду; возвращается переодеться; обедает поздно; затем отправляется на карточный вечер, точно так же, как и накануне… Вот каков нынешний модный образ жизни, от „Его Светлости“ до сержанта гвардии».

Статья В. Резанова о «влиянии Вольтера на Пушкина» [259] «К вопросу о влиянии Вольтера на Пушкина» (П. и его совр., 1923, т. 9, вып. 36, с. 71–77 (Примеч. В. Н.) заставила меня обратиться к вольтеровской сатире «Светский человек» («Le Mondain», 1746), которая изображает «train de jour d'un honnête homme» [260] «День порядочного человека» (фр.) (стих 64) и содержит совершенно «онегинские» строчки (65–66, 89, 91, 99, 105–107):

(См. также коммент. к гл. 1, XXIII, 5–8.)

Пресловутый «Светский человек» находится в т. XIV (1785) Полного собрания сочинений Вольтера (1785–1789), с. 103–126, и состоит из «Avertissement des éditeurs» [262] «Уведомление издателей» (фр.) , самого творения (с. 111–115), написанного кошмарно ходульными, как всегда у Вольтера, стихами, кое-каких любопытных комментариев к нему (включая знаменитое объяснение бегства автора в Сан-Суси), двух посланий, «Défense du mondain au l'apologie du luxe» [263] «В защиту светского человека, или Апология роскоши» (фр.) и заключительной нескладицы «Sur l'usage de la vie» [264] «Что такое знать жизнь» (фр.) .

8 И завтра то же, что вчера. — Ср. в «Характерах» (1688) у Лабрюйера: «Il [Narcisse] fera demain ce qu'il fait aujourd'hui et ce qu'il fit hier» [265] «Он [Нарцисс] завтра будет делать то же, что делает сегодня и что делал вчера» (фр.) (описание дня молодого человека, «О городе» / «De la Ville», эпизод 12).

11 — 14<���…>

2 света шум — старое французское клише le bruit, le tumulte, le fracas du monde, штамп, восходящий к Риму и римской поэзии. Я воспользовался английскими выражениями, например байроновским «веселым светским гулом» («the gay World's hum» — «Дон Жуан», песнь XIII, строфа XIII, 4). Это вовсе не то же самое, что реально слышимые шум и толкотня городской жизни, описанной в одной из предыдущих строф (см. мой коммент. к XXXV, 9).

6—10Cр. у Парни в «Годдам!», поэмке в четырех песнях, написанной «par un French-Dog [собакой-французом]» в месяце Фримере («месяце инея») XII года (октябрь — ноябрь 1804 г.), песнь I: