Том Шиппи - Дорога в Средьземелье

«И не введи нас во искушение; но избави нас от лукавого (226)". Если перефразировать слова Евангелия, наше дело — поддаваться искушению, избавлять же нас от него — дело Господа. Что же касается вопроса о том, как распределить ответственность между нами и теми, кто нас искушает, и какое искушение человек может выдержать, если рассуждать «разумно», — на эти вопросы обыкновенные смертные, по всей очевидности, ответа дать не могут. Толкин видел проблему зла — как в книгах, так и в реальности, и свою книгу написал, по крайней мере отчасти, ради того, чтобы представить эту проблему в лицах, однако он не претендовал на то, что знает, как ее разрешить.

Таким образом, философская проблематичность заложена в самой природе Кольца, причем Толкин, конечно, хорошо видел эту проблематичность, она глубоко его интересовала, и ему удалось выразить ее с большой осторожностью и очень обдуманно. Двойственность природы Кольца проявляется не только в связи с Фродо. В некотором смысле неуверенность в том, что же такое на самом деле зло, пронизывает всего «Властелина Колец». Всем персонажам было бы гораздо легче находить решения, если бы зло в книге было или безусловно боэцианским, или безусловно манихейским Если бы зло действительно было не более чем отсутствием добра, то Кольцо не могло бы быть не чем иным, кроме как преобразователем психической энергии; оно не могло бы «предавать» своих владельцев, и им оставалось бы попросту отложить Кольцо подальше и предаться очищению собственных мыслей и побуждений. Однако в Средьземелье, как нас уверяют, подобная тактика привела бы к фатальным последствиям С другой стороны, если зло — это всего лишь ненавистная внешняя сила, которая не находит отклика в сердцах «хороших», то любой мог бы отнести Кольцо к Трещинам Судьбы, не обязательно Фродо. Например, эту задачу можно было бы поручить Гэндальфу. Тот, кто отправился бы выполнять это задание, должен был бы опасаться только врагов, но уж никак не друзей и не самого себя. Получается, двойственность природы Кольца имеет для повествования решающее значение.

Кроме того, в тексте постоянно встречаются размышления, которые возвращают нас к вопросу о природе искушения и природе Кольца. Когда Гэндальф, комментируя события на Пасмурнике, говорит Фродо: «Сердце твое оказалось не затронуто, удар пришелся в плечо. Если бы ты не сражался до последнего, тебе бы так просто не отделаться», это можно расценить и как высокую нравственную оценку поведения Фродо (Гэндальф намекает, что Фродо был вознагражден за стойкость), и как похвалу сметке Фродо (он вовремя пригнулся, выкрикнул нужные слова, ответил ударом на удар, отвел руку Кольцепризрака). Когда Гэндальф говорит, что Бильбо «оставил Кольцо сам, добровольно, а это главное», он, возможно, имеет в виду только, что Бильбо не успел впасть в слишком серьезную зависимость от Кольца, а, возможно, исцелиться ему поможет именно доброе побуждение, следуя которому Бильбо отдал Кольцо. Когда Глоин рассказывает о том, как рвались гномы назад в Морию, мы не можем точно сказать, почему им так это приспичило: то ли их подзадорил Саурон — извне, то ли ими руководили гномьи жадность и амбиции — изнутри? Здесь нужно сказать только, что так часто бывает и в жизни. Возможно, все грехи происходят от сочетания внешней силы, подбивающей на зло, и внутренней слабости. В любом случае, на уровне повествования вполне можно сказать, что «Властелин Колец» — это не житие святого, где речь идет только об искушениях, но и никоим образом не военная игра, где речь идет только о тактических ухищрениях. Если бы «Властелин Колец» соскользнул к одному из этих полюсов, это была бы уже не такая великая книга.

Во «Властелине Колец» образ зла особый. Толкин выразил его с помощью слова «тень», shadow. Существуют ли тени? Согласно понятиям древних, и да и нет. В древнеанглийской поэме «Соломон и Сатурн» (227)языческий бог Сатурн спрашивает христианского короля Соломона (в тексте Соломон представлен именно христианином!): «Что суть вещи, коих нет?» Ответ достаточно туманен, но бесспорно одно — он содержит слово besceadeð, «тени». Тени суть отсутствие света и поэтому сами по себе не существуют, однако их можно увидеть и ощутить, как если бы они все же существовали. Именно так смотрит Толкин и на зло. Соответственно, Мордор — это Черная Страна, «где тени легли» ( where the shadows lie), или еще более зловеще — «где тени живут» (по–английски — where the shadows are). Арагорн сообщает: «Гэндальф Серый рухнул в бездну, и его взяла Тень». По выражению самого Гэндальфа, если его союзники проиграют, «многие страны покроет Тень». Иногда слово «Тень» используется по отношению к Саурону, как, например, в процитированной несколько выше сентенции Фродо, — Тень не умеет творить, она умеет только глумиться. А иногда зло кажется не более чем находящими извне туманом и мглой («…сердца Всадников покрыла тень»). Иногда не знаешь, что думать: так, например, нам говорится, что Балин отправился навстречу своей беде в Морию потому, что «до гномов добралась Тень».

Со слов Глоина создастся впечатление, что это не более чем метафора неудовлетворенности. Однако метафора это зловещая. Может быть, Тень была чарой, насланной из Мордора? Может, Балин одновременно поддался голосу внутреннего искушения и получил толчок извне? В подобных фразах проявляется характерное для толкиновского стиля положительное качество: идеи Толкина зачастую парадоксальны и имеют глубокие интеллектуальные корни, но в то же время обращаются к простым вещам, опираются на повседневный опыт. Толкин умел быть одновременно ученым и практиком. Это сочетание было довольно широко распространено в древней Англии, однако (как, возможно, думал и Толкин) постепенно — с изменениями, которые произошли вследствие Нормандского завоевания и Возрождения, — встречалось все реже и реже, и в итоге слово «образованность» стало мало–помалу обозначать исключительно «знание латыни», а в литературе образовалась особая кастовость.

По всей вероятности, вторым основным источником слова «тень» (shadow) был для Толкина «Беовульф» (строки 705–707). Беовульф и его люди (последние не питают никакой надежды на успех), расположившись на ночлег во дворце, ждут появления людоеда Гренделя. Поэт прямо говорит, что они не чаяли возвратиться домой живыми. Но, несмотря на это, все спокойно отправились спать, не дожидаясь появления чудовища. В этом месте поэт с внезапной уверенностью поясняет: «Им было известно, что, если Бог не захочет, демон–враг не сможет утащить их в тень (under sceadu bregdan ) (228).В словах этих звучит полная убежденность, а между тем по смыслу они достаточно жестки. «Утащить в тень» может означать не более чем «утащить из дворца в темноту», но здесь подразумевается еще и другой смысл — «утащить невесть куда», «лишить жизни и навеки передать в распоряжение силам зла». Что касается уверенности в том, что Бог не попустит этого, если Сам не захочет, то с виду это вполне благочестивая ссылка на могущество Божие. Но что, если Бог захочет? Получается, иногда Он этого «хочет»? Ведь в «Беовульфе» чудовище к тому моменту уже не раз утаскивало людей «в тень». Возможно, Толкина привлекло словосочетание under sceadu, а также картина молчаливого и довольно мрачного англосаксонского мужества, которая предстает здесь перед нами. Даже с напрашивающейся в этом случае мыслью о возможной несправедливости Провидения Толкин, по–видимому, спорить не стал бы, ведь и во «Властелине Колец» нам постоянно напоминается о том, что Фродо может попасть в руки Саурону и подвергнуться мучениям, в результате которых хоббит сам попал бы «в тень», сделался жалким маленьким «призраком», которого муки наркотической зависимости от Кольца, разлука с Кольцом, пытки и страх превратили бы в полное ничтожество, и он уподобился бы «иссохшему королю» Минас Моргула [244]. Этого не происходит, но никто не говорит, что этого не могло бы произойти.