Том Шиппи - Дорога в Средьземелье

Но позвольте, представление о том, что власть развращает, является исключительным достоянием современности! Впервые выразил его в 1887 году лорд Эктон [235], в письме, которое Толкину, возможно, было небезынтересно прочитать, поскольку оно носит ярко выраженный антипапистский характер [236]. Еще сотней лет раньше нечто похожее произнес Уильям Питт [237]: «Безграничная власть способна развратить того, кто ею обладает». Но до Питта подобных идей никто не высказывал. Более того, человек прежнего времени счел бы их извращенными. Если приводить точную цитату, слова лорда Эктона звучат так: «Власть имеет тенденцию развращать, а абсолютная власть развращает абсолютно. Великие люди — почти всегда плохие люди…» С последними словами не смог бы, скорее всего, согласиться ни один средневековый хронист, поэт или агиограф. Правда, у англосаксов существовала поговорка, внешне немного похожая на высказывание лорда Эктона. Но смысл у нее совсем другой. Она звучит так: Man deþ swá hé byþ þonne hé mót swá hé wile: «Дай человеку власть — и он покажет, каков он на самом деле» [238]. Эта поговорка, конечно, отзывается о действии власти на человека довольно цинично. Но смысл ее не в том, что власть развращает, а в том, что власть выявляет недостатки. Догадки о том, что самый хороший человек может стать плохим только из–за того, что исчезнут сдерживавшие его обстоятельства, здесь еще не брезжит. Разумеется, Толкин должен был чувствовать, насколько современны его основополагающие утверждения по поводу Кольца. Остается удивляться, почему он наделил Кольцо такими качествами и как ему удалось увязать эти идеи с тем архаическим миром, в котором разворачивается сюжет книги? Правдоподобно ли звучит в Средьземелье утверждение лорда Эктона, порожденное викторианской эпохой?

Не будет ошибкой сказать, что оно звучит по меньшей мере неправдоподобно. В начале книги Гэндальф говорит, что Кольцо «овладевает», а затем «поглощает без остатка» любое существо, которое им пользуется, а Элронд идет еще дальше и заявляет: «Стоит пожелать Кольцо — и ты уже обрек свое сердце необратимому растлению». Как уже говорилось, эти сведения о Кольце играют в повествовании решающую роль, и в течение некоторого времени все, что происходит в книге, вроде бы только подтверждает их справедливость. Например, Голлум изображен как существо, почти полностью порабощенное Кольцом — до такой степени, что собственной воли у него уже практически нет, а та малость, которую он все же сохранил, проявляется только, когда Кольца нет поблизости. Боромир нравственно во много раз выше Голлума, но и его пример подтверждает правоту Элронда. Боромир не прикасался к Кольцу, но одного желания обладать им оказалось достаточно, чтобы он решился отобрать Кольцо у Фродо насильно. Разумеется, мотивы у Боромира поначалу были серьезные — патриотизм, любовь к родному Гондору, — однако, когда он под соусом любви к Отечеству начинает произносить речи в защиту «силы — силы, чтобы защитить себя в справедливой войне, силы, чтобы выстоять», наше современное знание о природе диктаторства сразу напоминает нам, что на этом никто никогда не останавливается. С виду Боромир добродушен, но его легко представить Кольцепризраком. Он не говорит впрямую, что цель–де оправдывает средства, но подразумевает это постоянно, что только добавляет правдоподобия открывающейся перед ним перспективе «испортиться». То же самое можно сказать об отце Боромира Дэнеторе, в разговоре с которым Гэндальф опять подчеркивает, что Кольцо способно причинить вред, даже когда его не используют: «…окажись эта вещь у тебя, Дэнетор, — говорит он, — не ты ею, а она тобой овладела бы. Даже если бы ты спрятал ее под корнями Миндоллуина, она и оттуда выжгла бы твой разум». После таких слов и правда легко поверить в то, что добрые намерения Гэндальфа действительно не устояли бы перед Кольцом и что Галадриэль тоже была права, отказавшись от Кольца. Значит, Кольцо даже как скрытая угроза действует исключительно эффективно.

Проблема возникает, когда мы замечаем, что, несмотря ни на что, очень многие персонажи, по всей видимости, обладают иммунитетом к чарам Кольца. В конце концов, Фродо постоянно носит Кольцо при себе, однако это почти на нем не сказывается. Он проходит через многие испытания и прилагает много сил, чтобы избавиться от Кольца. Правда, в конце концов он все–таки уступает искушению и провозглашает Кольцо своим, но в следующий момент оно оказывается у Голлума, вместе с откушенным у Фродо пальцем. Многими страницами раньше Гэндальф говорит Фродо, что Кольцо можно отнять «разве что силой, подавив волю и покалечив разум». Но в Саммат Наур как раз и была пущена в ход сила, причем в полном смысле этого слова — в виде зубов Голлума. Однако с разумом Фродо ничего страшного не произошло. А как насчет Сэма, который вынужден был на время взять Кольцо, но потом почти без колебаний возвратил его законному владельцу? Как насчет Пиппина и Мерри, которые вообще не испытывают никакой тяги к Кольцу? Как насчет Арагорна, Леголаса и Гимли, которые тоже демонстрируют полное безразличие, при том что незнанием оно оправдано быть никак не может? А брат Боромира, Фарамир? Он прекрасно осознает, что Кольцо — полностью в его власти, и все же он отказывается от него, не обнаружив при этом ни малейших признаков душевного смятения, кроме «странной улыбки» и блеска в глазах. Эту непоследовательность можно было бы очень серьезно раскритиковать, ведь линия Кольца для книги — стержневая. Получается, автор ввел определенные правила, но соблюдает их лишь отчасти, как бы нарочно оставляя место для исключений и чудес? Именно поэтому некоторые читатели полагают, что во «Властелине Колец» разграничительная черта между добром и злом проведена совершенно произвольно и зависит не от внутренней логики изображаемых характеров, а от нужд сюжета [239].

Все эти сомнения: а последователен ли автор? — разрешаются с помощью одного–единственного слова: «наркомания». Само это выражение во «Властелине Колец», конечно, не используется, но Кольцо и правда действует подобно наркотику. Скорее всего, Голлум у всех читателей уже с первых страниц ассоциируется с хорошо теперь всем знакомым образом наркомана, который из последних сил пытается заполучить свою «дозу», хотя и знает, что она может его убить. По той же самой причине читатели без труда понимают, почему Гэндальф увещевает Фродо никогда и ни в каком случае не пользоваться Кольцом (использование наркотика вызывает наркотическую зависимость!), почему Сэм, Бильбо и Фродо сравнительно благополучно избавляются от Кольца (на ранних стадиях наркотическая зависимость излечима), почему Боромир попадает под власть Кольца, ни разу к нему не прикоснувшись (наркомании предшествует желание попробовать наркотик), и почему Фарамир так легко отказывается от Кольца (умный человек способен подавить в себе желание попробовать наркотик, но стоит угодить в зависимость — и ум уже не поможет). Что касается сцены в Саммат Наур, где Фродо лишается пальца с Кольцом, то Провидение задействовано здесь в большей мере, чем кажется на первый взгляд; не мешает вспомнить: Гэндальф с самого начала говорил Фродо, что в принципе обладатель Кольца может отдать его кому–нибудь другому или уничтожить его, просто при этом не обойтись без внутренней борьбы, но никто не может заставить Фродо захотеть избавиться от Кольца (разве что с применением какого–нибудь опасного средства по контролю над мыслями). В пещере Саммат Наур Фродо по–прежнему хочет уничтожить Кольцо — у него просто не хватает сил это сделать. Получается, что без Голлума ничего не вышло бы — какая ирония! Расширяя параллель с зависимостью от героина, можно добавить, что наркоманов можно вылечить, если применить к ним внешнюю силу, что часто и приходится делать, хотя для этого требуется их сотрудничество. Тот, кто ждет, чтобы наркоманы самостоятельно, с помощью одной только силы воли, сломали шприцы и выбросили наркотики на помойку, путает наркотическую зависимость, которая носит физиологический характер, с привычкой, которая носит характер нравственный. Описывая Кольцо именно как наркотик, Толкин совершенно последователен — как, впрочем, и во всем остальном.