Алексей Иванов - Быт гладиаторов. О книге Светланы Федотовой «Молотовский коктейль»

Надо уважать свою историю, какой бы она ни была. Это прописная истина. Однако стоит честно признаться: история нас уже достала. Особенно история ХХ века. Надоело трепетно внимать Солженицыну, печальнику Руси из поезда Би-Би-Си. Надоело слышать «плач о погибели Русской земли» в исполнении монетизированных льготников. Надоело не потому, что мы неблагодарны, и не потому, что «все ложь». Утомила история «на сдачу». Мы размахиваем империями, отстаивая свое право проезда в городском автобусе за три рубля, а не за пять. История от этого девальвируется. Ведь история – тоже капитал, подверженный инфляции. И она превращается в набор штампов. Они захватаны потными пальцами, как бывалая колода карт. А этими картами нас уже сто раз ошельмовали шулера. И потому карты годятся лишь на то, чтобы постмодерн раскладывал из них свои причудливые пасьянсы, от которых и «Камасутра» отдыхает.

Так стоит ли рисковать и вновь вступать в игру? Оказывается – да. И теперь шампанское пьет Светлана Федотова.

В ее книге очерки о «героях» Перми 30-70-ых годов. Здесь нет реляций о свершениях, здесь – личности и жизнь. Очерков восемь, а судеб куда больше. Увесистая «широкоформатная» книга-альбом стилизована в советском духе: эдакое переходящее Красное знамя. В памяти сразу всплывают уже подзабытые и раритетные альбомы-презентации «Пермская область – съезду КПСС»…

Но оформление книги интересно не стилизацией, а подбором фотографий. Их много. Это даже не иллюстрации, а подлинный видеоряд эпохи. Гипнотически-притягательны лица людей: крепко слепленные, словно отчеканенные временем. На этих лицах нет сомнений и рефлексий. Это люди-барельефы: чугунная стать победителя, выпуклая грудь генерала. Что в 30-ые годы, что в 70-ые… Но у несгибаемых борцов сталинского времени какие-то прозрачно-отрешенные, глубоко посаженные глаза, скульптурные подбородки и скулы, а лики партийно-хозяйственных бонз времен развитого социализма уже тяжелеют моржовыми, барскими складками от привычки к власти и уверенности в силе. Преемственность обеспечена прической, унаследованной Брежневым от Шарикова: волосы заглажены назад; оголены широкие, крепкие лбы, словно продемонстрирован масштаб и чистота помыслов.

А за бронзовыми лицами, параллельно – город Молотов, город Пермь. Хибары, заборы, грязь, сугробы, низкое небо, грузовики, чехарда косых столбов с провисшими проводами… Словно какое-то проклятие трущобности тяготеет над нашим городом. Даже помпезные дворцы, даже новостройки 50-ых годов несут в себе этот неистребимый генокод неухоженности, случайности, временности. Почему от пермских «першпектив» всегда ощущение, что они выстроены не на своем месте, «лишь бы отвязаться», «потому что приказали»? И они ветшают сами по себе – абы как, без благородства, будто мы, жители, собираемся здесь домотать срок – и прочь отсюда…

Парадоксальное сочетание дворцов и трущоб, слова и дела, целей и средств. Какой-то ампир-сортир… И в судьбах героев книги выявляются слагаемые этого архетипа. Начало эпохи – «актив», «паек», «стройзона»; финал – «пленум», «президиум», «лауреат»… Колыма и Капитолий, блатняк и патрицианство – несовместимые вещи. Что их сцепляло друг с другом?

Наверное, нам уже не понять, как нашим старикам не понять нынешнее добрососедство мата и МХАТа. И книга Светланы Федотовой тоже не дает ответа. Но зато она очерчивает контуры экзистенциальной полыньи, в которую этот ответ провалился.

Ведь все они были гладиаторами – кентавромахией ГУЛАГа и Колизея. Гладиатор Морзо срубил гладиатора Побережского и получил вольную. Пал гладиатор Сафронов. Уцелели, но были отправлены надсмотрщиками на дальние плантации гладиаторы Гусаров и Изгагин. Не предав традиции, свою школу завел гладиатор Коноплев. Кто-то прошел свой путь ярко и достойно, а кто-то – в общей шеренге. Кто-то наносил удары, кто-то гибко уклонялся. Но ради чего? Трибуны-то пусты.

Ради того мира, в котором сейчас живем мы? Нет, это демагогия. Наверное, даже кровавый Морзо желал нам чего-нибудь получше. Наш мир – это побочный продукт их деятельности. За него – спасибо. Могло быть и хуже. Но что стояло главной целью?

Очерки Светланы Федотовой – это неявная констатация изначального постмодернизма советской жизни. Чапаев-то был, но остальное – пустота. Полынья смысла. Зачем в нее сбросили расстрелянного директора Иосифа Побережского? За что в нее упал летчик Сергей Сафронов, сбитый своими же ракетами тогда, когда шпион Пауэрс уже в безопасности болтался на парашюте? Или что созидательного совершила отважная, умная и красивая женщина Вера Балкова? Изобрела супер-пупер взрывчатку, орудие разрушения? Есть ли ответ на эти вопросы? Николай Гусаров, отставной секретарь обкома, в своих мемуарах пытался их «озвучить» - а рука автоматически переписывала передовицы партийных газет.

Может быть, из-за потребности в этом ответе наших бар и тянет к народу (это называется «народолюбие по-русски»)? Конечно, тянет-то обычно только к внешним формам народной жизни: баня с бабой, огурчик под водочку, рыбалка на зорьке… До езды в трамваях демократизация бар не снисходит. Но нелепо представить, скажем, Авраама Линкольна, тоскующего по оставленному им топору лесоруба. А вот наши бонзы тоскуют «по корням».

По-крестьянски незамысловатый секретарь обкома Гусаров ходит по квартире пьяный и в подштанниках, млеет перед молоденькими артистками театра. По-мужицки запросто «тыкает» всем директор Изгагин. Другой секретарь обкома, Борис Коноплев, с обстоятельностью сельского старосты вникает в проблемы простых пермяков… Такие черты не просто органичны этим людям – они еще и педалируются, а потому и остаются в памяти свидетелей. Там, в недрах исконной жизни, еще был изначальный, неистребимый общинно-родовой смысл. Пусть примитивный, но смысл. А интеллигентское самостояние советской партхозэлиты смысла не имело. Это сейчас такой смысл появился – правда, сформулирован он был еще триста лет назад, когда Акинфий Демидов внятно объяснил ситуацию своему племяннику: «Моему карману родни нет!» А в советскую эпоху смысл был заменен заданиями партии и правительства, наказами съездов. Партхозгенералам лично для себя подсознательно приходилось искать этот смысл в уже утраченной ими «народности»: или воображать себя деревенщиной, «тыкая» направо и налево, или строить вокруг себя не коммунизм, а большую деревню, в которую и превратился город Пермь при секретаре Коноплеве. Смысл ушел из деяний, а его эрзац извратил быт гладиаторов.

Конечно, Светлана Федотова не упрощает образы своих героев до подобной схемы. Но все-таки авторский талант отбора фактов отбрасывает на людей тень этого ГУЛАГовского скелета. «Смысла не было», как нет города Молотов, государства СССР и новой исторической общности людей «советский народ». Отсутствие смысла и есть та главная Военная Тайна, которую Мальчиш-Кибальчиш не выдал буржуинам, потому что и сам не знал. А полынью тайны сикось-накось замостили фонограммой идеологии.