Эдвард Форстер - Эссе

«На протяжении первых двух недель нашего плавания помехой мне за столом была моя глупая вежливость, но я быстро усвоила мудрое правило — хватай, что можешь схватить. Длинная рука лучше кормит, вы не можете себе представить, каким прекрасным захватчиком я стала. Когда мне удается схватить какое-нибудь блюдо, то уж я не упускаю случая как следует использовать свою удачу: так как продукты совсем на исходе, мы стали настоящими дикарями — двое или трое из нас то и дело вступают в драку из-за кости, никакого уважения друг к другу мы не питаем. Негодяй капитан, хотевший получить от нас деньги за проезд просто так, ни за что, отказался запастись провизией в достаточном количестве. И если мы в ближайшее время не достигнем порта, только небо знает, каковы будут последствия».

Мистер Хейр, главный Элизин враг среди мужчин, не представлял опасности во время трапезы. Ей угрожала бойкость его ума. Когда она пишет о нем, ее перо бывает особенно острым, вообще это скорей не перо, а ядовитый зуб. Он вгрызается в претенциозность его манер, его снобизм, цинготные пятна на его лице и его маленькие бесцветные глазки. Однажды бедный молодой мистер Тейлор показал мистеру Хейру красивую шпагу с серебряным эфесом. Мистер Хейр любовался ею, пока не увидел на ножнах ужасную надпись: «Лондонская биржа». «Возьмите вашу шпагу, — сказал он, — удивительно, как человек вашего положения может совершить такую ошибку; и за пятьдесят гиней я не согласился бы носить вещь, на которой стоит название какого-то учреждения в Сити». И она поясняет: «Кто бы подумал, что отец этого утонченного господина занимался торговлей, а сам он воспитывался в том Сити, который он так демонстративно презирает? Тем не менее это подлинный факт».

Между прочим, откуда она это знает? Кто сказал ей? А также, между прочим, откуда она знает все про миссис Таллок? Но не следует задавать таких ужасных вопросов. Они колеблют основы веры.

«Итак, проявляемое этим господином обдуманное во всех мелочах внимание ко мне защищало его от всяких подозрений, пока ему не удалось достигнуть своей цели и создать партию против меня, в чем ему помогала эта подлая женщина, которая страстно желала восторжествовать надо мной, в особенности потому, что я неоднократно была вынуждена (ради чести нашего пола) осуждать ее привычку божиться и ее непристойное поведение. Поэтому я без особого удовольствия думаю об оставшейся части нашего путешествия».

Затем Элиза перечисляет своих союзников, или, вернее, тех, кто сохраняет нейтралитет. Они представляют собой слабую группу.

«Справедливости ради следует упомянуть о мистере Тейлоре как о любезном, хотя и унылом спутнике, и о мистере Мэнести, приятном молодом человеке лет двадцати. Мистер Фуллер — мужчина среднего возраста. Он, по-видимому, попал в руки каких-то шулеров и был полностью ограблен. Таких красивых глаз, как у него, мне никогда не приходилось видеть. Мистер Моро, музыкант, очень вежлив и внимателен».

От таких мелких сошек не могло быть никакой пользы. Им едва ли удавалось обеспечить себя как следует едой. Самую верную помощь Элиза находила в самой себе.

«Так как мы рано обнаружили заговор против нас, то из осторожности решили вести себя тихо, словно не видя всего того, что не в силах исправить. Никогда не вмешиваемся в споры, все их старания вовлечь нас в какую-нибудь ссору тщетны. Я слишком презираю их, чтобы на них сердиться».

Это письмо заканчивается трогательной картиной домашней жизни посреди Красного моря:

«После трапез я обычно ухожу в свою каюту, где у меня уйма всякой работы; из купленного мною материала я сделала мистеру Фэю дюжину рубашек взамен тех, что у нас украли арабы. Иногда я читаю по-французски или по-итальянски и изучаю португальский. Я также уговорила мистера Фэя учить меня стенографии, видя, как важничал мистер Хейр оттого, что знает это искусство и обучил ему своих сестер, так что они переписываются с ним с помощью стенографии. Это оказалось очень легко осуществимым делом. Одним словом, я обнаружила множество способов полезно и даже приятно проводить время. С тех пор, как мы находимся в этом положении, я часто благословляю бога за то, что он милостиво наделил меня умом, способным находить себе собственные развлечения, несмотря на все старания людей всячески этому препятствовать».

Замечателен также тон ее постскриптума:

«Я чувствую себя вполне сносно, и мой тоскующий взор обращен в сторону Бенгалии, откуда, я надеюсь, вы получите мое следующее письмо. Климат мне как будто вполне подходит. Я совершенно не страдаю от жары, она не влияет пагубно ни на мое настроение, ни на мой аппетит. Любящая вас Э. Ф.»

Следующее письмо ей пришлось прислать не из Бенгалии, а из тюрьмы. Однако здесь ее знакомые из Александрии должны проявить вежливость и удалиться. Элиза в кандалах — слишком ужасная тема. Достаточно лишь сказать, что даже в кандалах она оставалась Элизой и что миссис Таллок также была закована в кандалы. Те, кто хочет узнать об этом побольше, пусть достанут «Подлинные письма миссис Элизы Фэй из Индии», опубликованные Калькуттским историческим обществом. В книжке есть портрет нашей героини, и он должен наполнить нас радостью. Она стоит перед нами в восточном одеянии, которое она так ненавидела, но она откинула все лишние покрывала и смотрит на мир с таким видом, словно понимает его ухищрения. Она в шароварах, одна нога ее выставлена вперед, одна рука с браслетом на запястье согнута как бы с благородным вызовом. Ее лицо, хотя и торжествующее, выражает некую настороженность. На заднем плане видны девушка-служанка и какая-то мечеть.

Перевод М.Шерешевской

Все, вероятно, согласятся с тем, что основой романа является сюжет — рассказ о событиях, история. Но каждый выразит это мнение по-своему, и от того, как оно прозвучит, зависят последующие выводы.

Прислушаемся к трем голосам. Обратимся сначала к читателю одного типа.

— Что такое роман?

— Как вам сказать… Право, не знаю, — отвечает он, не задумываясь. — Чудной какой-то вопрос. Роман это роман. Ну, в нем рассказывается какая-нибудь история.

Он отвечает добродушно и неуверенно. И, возможно, при этом не выпускает из рук руля: ведет автобус. Литература интересует его постольку-поскольку. Не более.

Другой — он видится мне на площадке для игры в гольф — отвечает агрессивно и резко:

— Что такое роман? Прежде всего рассказ о событиях, а если в романе ничего не происходит, мне он не интересен. Пусть у меня плохой вкус, но я люблю интересные истории. Оставьте себе вашу живопись, вашу литературу, вашу музыку, а мне подавайте интересную историю. И имейте в виду, чтобы эта история была историей что надо! И жена моя, кстати, того же мнения.