Алла Латынина - Комментарии: Заметки о современной литературе

Иное дело – «Жизнь по понятиям». Да, это тоже справочник, но совсем иного рода. Простодушный читатель (а среди литераторов тоже немало таких найдется) может, конечно, похвалить книгу за то, что наконец-то получил разъяснение новых терминов и словечек, значение которых не у кого было спросить. (Именно за это хвалит книгу М. В. Розанова – «Московские новости», 2006, № 49.) И, кстати, будет совершенно прав. Потому что действительно найдет в словаре разъяснение целого веера неустоявшихся понятий вроде brain-fiction (для которого и русской транскрипции не нашлось), доппельгангер, либерпанк, кроссовер или турбореализм, а также понятий хоть и знакомых, но нуждающихся в постоянном уточнении, ибо их современное наполнение изменчиво, – таких, как андеграунд, большой стиль, жанровая литература, заумь, инновации, канон, кич, коллаж, нецензурная лексика, неореализм и т. д.

Но квалифицированный читатель очень быстро обнаружит, что хотя перед ним – да, справочник, но разъяснение значения терминов, видимо, все же не главное для автора. Конечно, его поразит гигантский объем проделанной работы, осведомленность, наблюдательность и эрудиция. (Это ж надо так прошерстить вдоль и поперек современную прессу, чтобы собрать такое количество слов и понятий, такую россыпь цитат из работ своих коллег.) Но, начав читать статьи попристальнее, подряд или вразброс, он не сможет не почувствовать, что перед ним не совсем обычный справочник, а какой-то небывалый жанр, что иные статьи выстроены по законам новеллы, а цитаты, извлеченные из работ коллег, вступают в диалог по законам драматургии, что разговор о серьезных вещах ведется с чувством юмора и артистизмом и вообще от книги веет какой-то избыточностью, заставляющей подумать, что просветительская и систематизаторская задача – вовсе не главное для автора.

А что же главное? Может быть, панорама современной литературной жизни? Не отсюда ли обилие слов и словосочетаний, которые, собственно, ни терминами, ни понятиями не являются, но в общей картине текущей литературы присутствуют?

Ну что за термин, например, – выражение «никакой язык»? Это просто существительное с прилагательным. И разъяснять его совершенно незачем – каждый литератор может найти множество эпитетов к существительному «язык».

Никак не могу счесть термином или понятием и маканинское ироничное выражение «створаживание литературы» из «Удавшегося рассказа о любви», где явно пародируются критические дискуссии, прошелестевшие в начале XXI века, а роль похоронщика литературы вручена спившемуся и исписавшемуся прозаику, которому телевизионный босс из милости позволяет вести литературные передачи, но с тем, чтобы он твердил там о смерти литературы. «Телевидению выгодно, чтобы люди не читали. Меньше читают – значит, больше смотрят. Створаживаем словесность». Термины и понятия принадлежат всем. Чужие метафоры присваивать неудобно. Именно поэтому Наталья Иванова в огоньковской статье «Створаживая классику» , объясняя название своей статьи, прямо ссылается на Маканина.

Не воспринимаю я как понятие и словосочетание «сумерки литературы», хотя мне, конечно, лестно слыть его изобретателем – Чупринин ссылается именно на мою статью 2001 года, упоминая о последовавшей вслед за ней дискуссии в «Литературной газете». (В эту-то дискуссию и швырнул свой камешек Владимир Маканин.) Но никакой это не термин – а так, метафора. Замечу, что статья первоначально называлась «Проигранное десятилетие», и только в сверстанной полосе я поменяла название, придумав его на ходу.

Объяснять термины и понятия в справочнике необходимо, растолковывать метафоры – ни к чему. Но это приходится делать, если есть сверхзадача, выходящая за рамки систематизации терминов и понятий, – описать современную литературную ситуацию, а возможно, и воздействовать на нее (а она не всегда отливается в терминах). И если «корректный» Немзер может написать, что «байки о „сумерках литературы“ провоцируют пустопорожние и выгодные только шпане „дискуссии“» , то системно мыслящий Чупринин не может подобным же образом отмахнуться от вопросов, которые эта «шпана» два года обсуждала.

То, что второй том – не совсем справочник, а какой-то иной литературный жанр, многие почувствовали. Так, Павел Басинский, похвалив первый том, с лукавым простодушием рассказывает, что положил его на стол как незаменимое пособие, в то время как второй – поставил на полку, ибо это все-таки не справочник, а «литературная критика под видом справочника. Что, кстати, является характерным признаком „литературного постмодернизма“» («Российская газета», 2006, 4 декабря). Ему вторит Андрей Немзер, отметив, что «Жизнь по понятиям» («теоретическая модель нашей словесности, „постмодернистски“ замаскированная под словарь») больше конструирует литературную реальность, чем ее описывает, – и, кажется, впервые в своей жизни соглашается с Павлом Басинским.

Удивительным образом почти все, кто откликнулся на «Жизнь по понятиям», отмечали дискуссионность книги, но от самих споров уклонялись – не считать же попыткой дискуссии «наезд» «Литературной газеты», опубликовавшей под псевдонимом П. Костянский (напомню, что газета расположена в Костянском переулке) статью, удивляющую не столько беспардонной грубостью, сколько профессиональной беспомощностью. Помимо того, что П. Костянский не в состоянии измыслить реальных претензий к Чупринину (меж тем как квалифицированный оппонент, вздумай он писать разгромную статью, нашел бы немало зацепок для правдоподобного негодования), этот подрядившийся для черной работы журналист фатально лишен чувства юмора, в то время как многие пассажи Чупринина пронизаны тонкой иронией.

П. Костянский не понимает изящной чупрининской шутки насчет полного варианта словаря как материализации мечты Бобчинского и Добчинского; не чувствует, что в статье про Макса Фрая Чупринин подхватывает литературную игру, когда пишет: «По легенде, Фрай Максим Ибрагимович родился 22 февраля 1965 года» – и набрасывается на автора-халтурщика за то, что тот поленился проверить легенду (в то время как у Макса Фрая, как и у Козьмы Пруткова, может быть только легендарная биография). А чего стоит негодование, с каким недалекий журналист пишет, будто «Чупринин отменяет в своем „литературном путеводителе“ даже „автора“, завершая статью „Автор“ абсолютно закономерным по сегодняшним „деловым“ меркам выводом: он – „и ничто, и никто“. В сравнении, разумеется, с правообладателем». Это ж надо настолько не уметь читать, чтобы не уловить горькой иронии статьи, в которой на сложную в литературоведческом плане проблему авторства, на идеи Бахтина, накладывается грубая эмпирика сегодняшнего дня, когда вопросы авторства какого-нибудь произведения, написанного методом бригадного подряда, в случае конфликта разрешаются не текстологами, а народными судьями, и закон, увы, может оказаться не на стороне создателя текста.