Алла Латынина - Комментарии: Заметки о современной литературе

Быков не зря питает слабость к коллегам из цеха фантастики – а они, судя по отзыву Успенского, держат его за своего. Не без оснований. В поэтике романа Быкова много от приемов сказочной фантастики, и смотрятся они очень органично. История, вращающаяся по кругу, которому поклоняется коренное население, получается чем-то вроде кольца у Толкиена, которое одни хотят уничтожить, а другие – захватить.

Есть древнее пророчество – кольцо истории разомкнет потомок двух знатных враждующих родов. Есть две любовные пары.

Туземка Аша – не просто красивая сибирская девушка, но потомок древнего коренного рода, волк (русские, они же варяги, испортили это слово, превратив его в «волхв»), а губернатор, подлинная фамилия которого Кононов, – происходит от конунгов.

Есть другая любовная пара: Волохов (который, как ясно и из фамилии, происходит от волхвов) и хазарка Женька Долинская. У каждой пары должен родиться ребенок, способный погубить этот мир. Или, наоборот, выпихнуть народ из кольца истории; катастрофа это или благо – зависит от точки зрения наблюдателя. Для коренного народа – катастрофа, и его сторожа стремятся этого не допустить. Архетипическая коллизия: предсказание, которому всякие силы – темные или светлые, не важно – хотят помешать осуществиться. Есть еще две пары: воплощение варяжского долга Громов и его возлюбленная Маша, воплощенное милосердие подросток Анька и беспомощный «васька». Они удались хуже: похоже, их вызвала к жизни не авторская любовь, а стремление к завершенности композиционной схемы.

Все пары скитаются по стране, и чем дальше, тем отчетливее сюжет приобретает сказочные очертания. Возникает образ заколдованной земли, по которой Волохов водит своих солдат какими-то кругами, с «воздушными тоннелями», позволяющими прямо попасть в отдаленное место («Иной человек по такому тоннелю мог за сутки дойти с одного конца страны на другой»), с таинственными избушками, по ночам переносящими заночевавшего в них человека в другую местность, с серебряными лесами, где одним слышится пение, а другим оркестр, с загадочным вечным населением (старики спрашивают про исход войны 1812 года, а есть еще постарше, видимо, ровесники Ивана Сусанина). И нельзя не признать, что этот сказочный образ и есть мифопоэтический образ России.

Несколько разочаровывает финал романа. Не знаю зачем, ведя повествование к кульминации – рождению демонического ребенка губернатора и туземки, автор произвел на свет обычное человеческое дитя. Что это за сказочное пророчество, в котором ошибочка вышла?

В предисловии к публикации в «Октябре» Быков бросает кость своим критикам: «Наверное, это плохой роман». И тут же объясняет, почему поставил жанровое определение «поэма»: именно эпическая поэма объясняет нацию. Унижение паче гордости. Хороших романов много, а национальных эпосов – раз-два и обчелся. Не думаю, что национальный эпос можно создать сегодня, – не та эпоха.

Быков, конечно, не создал «национальную поэму» и даже не объяснил вовсе, «почему нация до сих пор не сформирована» (такую программу-минимум он предлагает в предисловии). Достаточно того, что он написал сильный роман, создав сказочный, завораживающий образ какой-то заколдованной страны, в которой живут, мучаются, томятся, любят, надеются и умирают его герои. Что же до будущего России, то меньше всего этот роман может служить его прогнозом. Может, и не зря, взявшись за руки, входят герои в адскую (?) деревню Жадруново. Что их там ждет? «Неизвестно что». Такова последняя фраза романа.

Новый мир, 2007, № 2

Когда в ночь с 21 на 22 июля 2005 года в окно книжного магазина «Фаланстер», располагавшегося тогда в Большом Козихинском переулке, швырнули гранату, после чего начался пожар, в прессе было много толков, кто да отчего сжег магазин. Говорили даже, что это акция устрашения, проведенная молодыми активистами, которые уже сжигали книги Сорокина, – теперь, мол, их натравили на книги Лимонова. Леворадикальная литература была широко представлена в «Фаланстере», среди учредителей которого значились члены НБП, однако магазин этот никак нельзя назвать магазином экстремистской книги: там был широко представлен весь спектр современной интеллектуальной мысли и как часть этого ландшафта – левый радикализм.

После пожара казалось, что магазину не подняться. Однако ж «Фаланстер» как-то выплыл, открылся на новом месте, в Малом Гнездниковском переулке, и даже расширил свою деятельность: в конце 2006 года вышел из печати первенец уже издательства «Фаланстер» – культурологический сборник «Дозор как симптом» (под редакцией Б. Куприянова и М. Суркова, 2006, 416 с.). Что ж, члены фурьеристской трудовой общины, наверное, и должны начинать свою издательскую работу с организации коллективного труда. Так почему бы не собрать под одной обложкой известных культурологов, философов, историков, кинокритиков, социологов, литераторов для того, чтобы они порассуждали о фильмах, ставших событием общественной жизни?

Это только кажется, что о «Ночном» и «Дневном» дозорах все уши прожужжали. Если же попробовать перечитать оперативные отклики на фильмы, то с удивлением обнаруживаешь, что аналитических статей совсем негусто. В изобилии были интервью с продюсерами, режиссером и актерами, репортажи и сплетни со съемок, в ход шли краткие опросы кинокритиков и вип-персон (а при таком формате особо не разговоришься), отчеты о премьере «Дневного дозора», состоявшейся в новогоднюю ночь 2005/2006 года, – причем рассказывали не столько о фильме, сколько о вампирах, разгуливавших по фойе, и стоявших при входе парнях в спецовках с надписью «Горсвет». Все это выглядело как продолжение рекламной кампании, хотя я убеждена, что большинство подобных статей вовсе не проплачено. Но по законам равенства действия и противодействия востребованными оказываются и резко отрицательные отзывы и статьи, и чем истошнее раскрутка фильма, тем большее желание шарахнуть по нему не церемонясь. Так посыпались статьи с названием «Ночной позор», обвинения в убожестве фантазии, вторичности по отношению к Голливуду и едва ли не плагиате.

Фильмы меж тем жили по своим законам и становились культовыми. И если рекордные сборы, появление компьютерных и ролевых игр по мотивам «Дозоров» можно объяснить той же массированной рекламой, то рекламой уже не объяснишь ни анекдоты, пересказываемые друг другу, ни многочисленные фэнфики, гуляющие по Сети, ни газетно-журнальные карикатуры, ни пародии на фильм, ни посыпавшиеся газетные заголовки, эксплуатирующие слова «дозор» и «сумрак», ни бесконечно звучащую заставкой к разным радиопрограммам песню из фильма, ни внезапно расплодившиеся народные дружины под названием «ночной дозор» – в Таллине они охраняют памятник советскому воину, в других городах патрулируют улицы – для защиты, правда, от самой обыкновенной шпаны, а не от вампиров и оборотней. (До появления фильма никаких «ночных дозоров» по городам и весям не объявлялось – стало быть, добровольные патрули ассоциируют себя вовсе не с рембрандтовскими защитниками вольного города Амстердама, а с героями Лукьяненко – Бекмамбетова.)