Евгений Жаринов - Фэнтези и детектив — жанры современной англо-американской беллетристики

Название литературного произведения, а тем более детектива, можно вообще рассматривать как нечто случайное. Перед нами ведь не «Война и мир» или «Мертвые души». В названиях этих произведений, действительно, нашла свое опосредованное отражение авторская концепция. В данном же случае дело вроде бы обстоит куда проще. Детектив — чисто развлекательный жанр, и писательница просто хотела заинтриговать своего читателя необычным привлекательным названием. Действительно, можно и так подойти к этому вопросу. Но дело все в том, что это «примитивное чтиво» выводит нас на уровень самых смелых обобщений, догадок и гипотез, выходящих за рамки только художественного мироощущения. Перед нами так называемое логико-дискурсионное моделирование реальности, а раз так, то всякая деталь в этой системе будет значимой. Что же в таком случае скрывается за заголовками романов Агаты Кристи? Первое, на что сразу хочется обратить особое внимание, — это обращение к детскому фольклору. Как можно интерпретировать подобную любовь А. Кристи ко всякого рода считалочкам, детским песенкам и стишкам? В этой системе названий на одной плоскости оказывается судьба и детская считалочка. В истории мировой литературы судьбу не раз сравнивали с капризным ребенком, по прихоти которого погиб не один человек. Может быть, в данном случае мы имеем нечто подобное. Так или иначе, но в самих названиях произведений А. Кристи косвенно проявляется ее мировоззрение. С одной стороны, перед нами предстает сама идея Закона и Правопорядка, а с другой — идея неведомой слепой силы, вызывающей только суеверный страх и готовой, как в детской игре, нарушить любой Правопорядок. Это ощущение игры не покидает читателя, какой бы роман он не взял в руки. Создается впечатление, что писательница все делает для того, чтобы обмануть наши ожидания: убийцей всегда оказывается не тот, на кого вроде бы падали все подозрения. Но каким образом на протяжении 70 лет Агате Кристи удается водить за нос своих читателей? Каковы ее излюбленные приемы?

Известно, что в 1926 году, согретая лучами славы, Агата Кристи буквально на глазах своих почитателей и надоедливых репортеров неожиданно исчезла. Поиски знаменитой писательницы так ни к чему и не привели. По этому поводу высказывались разные предположения, одно абсурднее другого. Лучшие детективы оказались беспомощными перед этой сложной задачей. И не известно, чем бы все кончилось, если бы виновница всех этих бед не сжалилась бы над изнывающей от любопытства и догадок публикой и не предстала бы перед всеми как нив чем не бывало. Создавалось впечатление, будто Агата Кристи на самой себе, ориентируясь в основном на читательскую реакцию, проверяла один из сюжетов своего будущего романа. Как бы то ни было, но в этом странном эпизоде, словно в зеркале, нашел свое воплощение один из наиболее распространенных приемов, с помощью которого А. Кристи с успехом морочит голову уже не одному поколению читателей. Так же, как и в реальной жизни, писательница исчезает и со страниц своих произведений. Мы практически ничего не знаем о ее собственном мнении о том или ином эпизоде, о том или ином персонаже. Авторская оценка, как таковая, напрочь отсутствует, и читатель остается один на один с неразгаданной тайной. Его ведут по лабиринту, где, бесспорно, есть выход, но он всего лишь один, а ложных ходов и различных тупиков, больше, чем достаточно.

Второй излюбленный прием заключается в том, что повествователь, от лица которого и ведется рассказ, автоматически вычеркивается в читательском сознании из списков подозреваемых, но именно он, в конечном счете, и оказывается убийцей. Другим вариантом этого приема может быть то обстоятельство, что настоящий убийца до последнего момента сам выдает себя за жертву: за ним якобы охотится кто-то другой. Мы видим это в таких романах, как «Убийство в Эндхаузе», «Трагедия в трех актах», «Раз, два, три, четыре, пять — я иду искать» и др. Но подобной уже было в английской литературе. Нечто близкое мы находим в неоконченном романе Чарльза Диккенса «Тайна Эдвина Друда». Джон Джаспер поначалу не только не вызывает у нас отрицательных эмоций, а, наоборот, его неразделенная страсть способна пробудить в читателе только полное сочувствие и понимание. Близкий прием мы находим и в повести Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Английский критик Джерри Палмер, анализируя этот феномен, приходит к выводу о том, что, начиная с конца XVII столетия в читательском сознании постепенно меняется само отношение к преступнику. Он уже становится не просто изгоем, а наделяется к тому же чертами героической личности. В соответствии с этим все, кто так или иначе преследует преступника-героя будут преданы анафеме. (26)

Итак, А. Кристи, учитывая уже сформировавшуюся предыдущей литературой систему координат: преступник — закон, умело использует в своих целях. Читатель попросту сбит с толку, так как он уже готов на сочувствие и не подозревает о возможной ловушке.

Так же играя на уже сложившихся стереотипах, Агата Кристи будет использовать еще один довольно часто повторяющийся прием — так называемый классический треугольник. Критик Эмма Латен указывает, что писательница специально заставляет своих читателей сочувствовать невинной супружеской паре, которой кто-то постоянно угрожает со стороны, например, соперница.(27) По этой схеме муж всегда будет привлекателен, и читательские симпатии всецело окажутся на его стороне. Соперница же, в свою очередь, сконцентрирует на себе все отрицательные эмоции, именно на нее и падут самые черные подозрения. И только в конце романа выяснится, что это еще одна уловка, к которой прибегала автор, чтобы в очередной раз одурачить своих читателей. Настоящие преступники — это идеальная супружеская пара.

Таковы в общих чертах те схемы, с помощью которых А. Кристи и конструирует каждый из своих детективных романов. Подобной обстоятельство тоже можно рассмотреть как слабость и творческую беспомощность писательницы. Мы привыкли на каждую схему в художественной литературе смотреть как на нечто предвзятое и низкопробное. Но, «хотя любая стандартизация не слишком-то высоко ценится в современной художественной идеологии, — без нее невозможно обойтись, так как она является существенной особенностью всей литературы в целом. Условности в литературе необходимы для установления взаимопонимания между писателями и читателями. Без малейшего допуска условности и схемы такое взаимопонимание просто невозможно. А крепко сколоченные лежат в основе создания такого жанра литературы, как детектив.»(28) Но, как уже было сказано выше, всякого рода классификация и схематизация является проявлением одной из особенностей научного мышления. Агата Кристи, равно как и весь классический детектив, выходит из той логической посылки, что при всех изначально возможных вариантах единственно верным должен остаться только один. Перед нами явное проявление стратегии научной мысли, которая в большей степени была характерна для XIX века. Безоглядные надежды на автоматический прогресс отрицали возможность существования различных и неоднозначных форм эволюции. Общечеловеческая культура еще не начала осознавать вариабельности своих форм.(29). На пороге ХХ века человечество столкнулось с совершенно иными проблемами, требующими совершенно иной стратегии научной мысли, и это не замедлило сказаться на всех областях духовной жизни, в том числе и на таком популярном жанре литературы, как детектив. На смену классической дедуктивной логике пришел совершенно иной тип мышления, совершенно иной способ сбора информации и ее обработки. В детективе это нашло свое отражение в том, что на смену классическому частному сыщику типа Дюпена, Холмса и Пуаро, пришел совершенно иной герой Хемметта и Чандлера. Но об этом более подробно будет сказано в другой главе.