Константин Аксаков - Ломоносов в истории русской литературы и русского языка

В 1739 году появилась первая ода Ломоносова. Мы уже на нее указали и привели из нее некоторые примеры, собственно, относительно языка {18}; но они могут служить (некоторые по крайней мере) и примерами поэтического достоинства, как и другие примеры, приведенные во второй части, из переложений псалмов. Приведем теперь примеры из других его произведений; укажем прежде всего на Оду Девятую, Преложение из Иова {19}, так нам знакомую, так опрофанированную частыми повторениями и учебниками:

Кто море удержал брегами

И бездне положил предел,

И ей свирепыми волнами

Стремиться дале не велел?

Покрытую пучину мглою

Не я ли сильною рукою

Открыл, и разогнал туман

И с суши сдвинул океан?

Возмог ли ты хотя однажды

Велеть ранее утру быть,

И нивы в день томящей жажды

Дождем прохладным напоить,

Пловцу способный ветр направить,

Чтоб в пристани его поставить,

И тяготу земли тряхнуть,

Дабы безбожных с ней сопхнуть?

Стремнинами путей ты разных

Прошел ли моря глубину?

И счел ли чуд многообразных

Стада, ходящие по дну? {*}

{* Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб., 1803, ч. 1, стр. 47–48.}

Каков стих! Здесь является полное его совершенство; разница может быть только в видоизменениях. И это было сказано вдруг, в то время, каким-то чудом, силою гениальной личной природы! Как хорош русский оборот последних двух стихов! Далее -

Стесняя вихрем облак мрачный,

Ты солнце можешь ли затмить,

И воздух огустить прозрачный,

И молнию в дожде родить,

И вдруг быстротекущим блеском

И гор сердца трясущим треском

Концы вселенной колебать

И смертным гнев свой возвещать?

Твоей ли хитростью взлетает

Орел, на высоту паря,

По ветру крила простирает

И смотрит в реки и моря?

Воззри в леса на бегемота,

Что мною сотворен с тобой,

Колючий терн его охота

Безвредно попирать ногой.

Как верви сплетены в нем жилы.

Отведай с ним своей ты силы!

В нем ребра как литая медь;

Кто может рог его сотреть?

Ты можешь ли Левиафана

На уде вытянуть на брег?

В самой средине Океана

Он быстрый простирает бег;

Светящимися чешуями

Покрыт, как медными щитами,

Копье и меч и молот твой

Щитает за тростник гнилой *.

{* Полн. собр. соч. М. В. Ломоносова. Спб., 1803, ч. 1, стр. 48–49.}

У Ломоносова встречаем мы чудные рифмы, в которых так является звучность языка, например:

Парящей поэзии ревность

Твои дела превознесет;

Ни гнев стихий, ни ветха древность

Похвал твоих не пресечет.

В моря, в леса, в земное недро

Прострите ваш усердный труд,

Повсюду награжду вас щедро

Плодами, паствой, блеском руд {*}.

{* Там же, стр. 119–172.}

Укажем сперва замечательные, отдельные выражения, прекрасные эпитеты, например:

Когда томит _протяжный_ день…

Коль тщетно _пышное_ упорство…

_Смущенный_ бранью мир мирит господь тобой… {*}

Которой лишены _пугливые_ невежды…

{* Там же, стр. 142, 184, 278.}

Но кроме этого, у Ломоносова видим мы, так у немногих настоящим образом встречаемую, верность, простоту и безыскусственность эпитетов — глубокое поэтическое свойство, находящееся, собственно, только у древних, например:

Где в _мокрых_ берегах крутясь печальна Уна,

Медлительно течет в объятия Нептуна…

Затем _прохладные_ поля свои любя…

Когда лишась цветов, поля у вас _бледнеют_…

Простерся _мягкий_ снег в спокойстве на полях… {*}

{* Там же, ч. 2, стр. 14, 18, 192, 300.}

Сколько поэтических мест в его одах, так называемых похвальных. Вообще надо сказать, что похвала, случай, на который он пишет оду, часто у него бывает только предлогом; часто оставя предмет в стороне, удаляется он в поэтический образ, и часто делаемое сравнение является у него именно поэтическим произведением. Скажем здесь, что в стихах Ломоносова особенно является человек любящий и понимающий природу и часто естествоиспытатель и ученый; видно, что Петр сильно на него действовал и одушевлял его, видно также, что великое пространство России поражало его. В примерах, которые приведем мы, это будет видно. Наши слова относятся и не к одам одним, но и ко всем его стихотворениям. Мы выписываем много, но мы не можем удержаться, чтоб не выписать. Несмотря на то, наши примеры далеко не заключают в себе всего, мы думаем, что выписки этих прекрасных, по нашему мнению, поэтических мест, выставленных на вид, интересны и имеют свою, и большую, важность. Нам кажется, что после наших исследований мы должны представить и прочесть его поэтические произведения {Чтение поэтических мест в стихотворениях Ломоносова, как нарушающее течение самого текста "рассуждения", помещаем мы в конце книги в "приложениях". Чтение это составляет отчасти критику его произведений вместе с избранием мест, имеющих поэтическое достоинство, чего мы не предположили себе в нашем рассуждении {20}.}.

Мы сказали уже, что мы у Пушкина видим стих Ломоносова, или по крайней мере у обоих видим мы один стих, одного рода. Приведем в доказательство тому хотя бы один небольшой пример из Пушкина.

Чем чаще празднует Лицей

Свою святую годовщину,

Тем робче старый круг друзей

В семью стесняется едину,

Тем реже он; тем праздник наш

В своем веселии мрачнее,

Тем глуше звон заздравных чаш

И наши песни тем грустнее.

Давно ль, друзья… Но двадцать лет

Тому прошло; и что же вижу?

Того царя в живых уж нет;

Мы жгли Москву, был плен Парижу,

Угас в тюрьме Наполеон,

Воскресла греков древних слава,

С престола пал другой Бурбон,

Отбунтовала вновь Варшава {*}.

{* Сочинения А. Пушкина. Спб., 1841, т. 9, стр. 157.}

Сверх того, скажем, что, хотя сам Ломоносов пренебрегал своими поэтическими произведениями, хотя часто в них виден был восторг ученого; но с другой стороны, по природе своей, согласно с своим значением, он был по преимуществу поэт; он был поэт везде: и в жизни своей, и в своих ученых занятиях, и в своих произведениях, какие бы они ни были. Мы уже упоминали прежде о том, как одушевленно написаны его ученые рассуждения; повторяем это здесь. Самое то даже, что в его поэтические произведения входят ученые предметы, показывает, как он смотрел на них, сколько видел в них прекрасного, живого, поэтического. Повторим: Ломоносов был поэт по природе своей и был им всюду, во всей многообразной деятельности, из которой одну, собственно литературную, мы рассматриваем.

Итак, думаем, мы достаточно показали, что Ломоносов поэт, что внутри его был поэтический огонь, проявлявшийся в его сочинениях. Это, как мы сказали, необходимо уже по значению момента, им выражаемого. Это видели мы по значению того же момента в языке; ибо дело языка могло совершиться только так. Это видели мы в самом уже языке, столько изящно и ощутительно являющемся: что все вытекает согласно с необходимым значением, осуществлением момента. И наконец это видели мы просто проявляющимся в его произведениях, как поэтические места. От общего его значения как момента перешли мы через момент исторический, необходимо его конкретирующий, и дошли наконец до него самого, до лица, до полного конкретного проявления, где предстает уже он сам со всею своею деятельностью, где наконец мы его читаем, где является его свободная личность. Здесь при полном осуществлении момента мы дошли до свободы, до свободы законной, допущенной и оправданной. Выведем же общее заключение и взглянем на весь ход нашего рассуждения, на значение и явление Ломоносова как момента.