Александр Моралевич - Правою - греби, левою - табань!

И — чудны дела ваши, граждане, ведающие компенсациями и возмещениями. Славный мой дед! И после смерти не обрел он покоя. Физическая кончина его по политическим мотивам наступила в 1938 году. Но зачем по политическим мотивам — что вы? Какие немедленные расстрелы без суда? — дед мои был воскрешен справкой с печатью, перемещен в 1947 год и умер в том как бы году как бы от паралича сердца. Но стоило бабушке обратиться с ходатайством о получении десятилетней зарплаты зк Зашибаева. уже по экономическим мотивам (а чтобы не платить!) новой справкой дед мой был воскрешен, перенесен из 1947 года в 1938. в тюрьму, где справка окончательно умертвила его все тем же отработанным параличом сердца. Стало быть, гражданка вдова, вам ничего не возместят, вам не причитается ничего: не было ни лесоповала, ни потных десятилетних трудов — был год тюрьмы и затем кончина. Вы свободны, гражданка, давайте, я отмечу вам пропуск.

И отмечаются, отмечаются по сей день тысячи тысяч пропусков, и на ступени — от дощатых до гранитных с медными шишечками — выходят с пустыми руками тьмы граждан, оказавшихся невиновными, а иногда и целые народы. Возмещение им вышло всегдашнее — дупель пусто-пусто. У этих граждан и народов их имущество правой рукой гребли, а возвращение левой рукой табанили. Об этих общетемных акциях прежних и сугубо нынешних дней у нас и разговор.

И вот что пишет мне Юсупов Исаму-дин Даудович, коммунист, ветеран труда, по национальности аккинец, крестьянин: «23 февраля 1944 года мою мать и нас, троих малолетних детей, под автоматами загнали в «студебеккер», вместе со всем народом выслали в Казахстан. В селении Ярыксу-Аух остался наш дом, две буйволицы с теленком, лошадь, телега, семь барашков, куры, семена. Теперь наш народ реабилитирован и возвратился на отчие земли, но где компенсация возвращенцам?»

И другой кавказец, охотовед без страха и упрека, о нем несколько раз писал наш журнал. Его ненавидели в больших чинах люди, и охотовед долго сидел в тюрьме, оказавшись впоследствии полностью невиновным. Но и по сей день он пишет прокуратурам, милициям, Совминам, партконференции, съезду: за время, что меня держали в тюрьме, хозяйство мое в ауле пришло в полный упадок. У меня десять взрослых детей. Да, это Советская власть дала мне возможность вырастить всех детей безупречными гражданами страны, но параллельно с Советской властью и даже больше, чем она, на моих детей работали пчелы. И покуда я был в тюрьме, погибла вся пасека, все кормилицы. Это удостоверяет любая местная власть, но ущерб мне не возмещают.

И москвичка А. П. Королева бесплодно пишет четыре года. Ее мужа, с которым она давно в разводе, арестовали, но у Королевой как совместно нажитый отняли новый японский магнитофон. Королева через суд доказала, что магнитофон — ее личная собственность. Тогда эксперты Н. Трофимов и Н. Мотылина молниеносно уценили магнитофон вдвое, а потом через базу Госфонда он был продан по смачно бросовой цене очень сильно не установленному лицу. (Бывший министр МВД СССР Н. А. Щелоков ужасно любил отовариваться в этих малоизвестных публике магазинах Госфонда.) Вот смешную половинную сумму и предлагают теперь вернуть Королевой.

И еще один долгий тюремный сиделец по уголовному обвинению, председатель колхоза, оказавшийся впоследствии невиновным от макушки до пят, тоже годами пишет: требую возмещения! У председателя забрали все, а, помимо прочего, со всех женщин семьи сдернули немудреные колечки, цепочки. Всего там было тысячи на полторы рублей, да не в сумме и дело.

Ювелирное искусство — строгое. Все тут обозначено педантично: какой пробы металл, какой камушек применен, хризопразик ли, турмалинчик ли или, поднимай выше, шпинелька. Но ловко и до сих пор по всей стране пишется в прокурорско-милицейских документах по выемке и конфискации: «Кольцо желтого металла с синим камнем». «Браслетка белого металла с желтым камнем и пятью красными».

А что же это за желтый металл, золото или всего-то латунь? А что за синий камень, астеризмовый цейлонский сапфир или пошлая трехкопеечная смальта? А что за белый металл, белое это золото или алюминий кастрюльный марки АМЦ?

И нету возврата никаких ценностей в разоренную дотла семью председателя. Отвечают ему, что почему-то экстренно были отправлены в переплавку и размонтаж все колечки женщин его семьи.

И пишут миллионы людей: верните, верните...

И им отвечают: нетути, нетути. Нетути даже тогда, когда отнята конкретная ценность, конкретный материальный предмет.

Тут очень горько, что в мрачном мире капитала компенсация безвинно пострадавшему наступает немедля и грозно, причем не только по шкале конкретно изъятых ценностей и материальных предметов, а даже нравственные, моральные ущербы, не говоря уж о фингале или там гематомке, подлежат финансовой в пользу потерпевшего выплате. Вот первые на память примеры:

Моя мама была балериной. Но могли ли дочку врага народа, у которой и в первой балетной позиции подъем правой ноги обнаруживает явный троцкистский уклон, не лишить этой профессии? Дальновидно лишили. Ведь взять тот же балет «Пламя Парижа» — там такая есть мизансцена: при штурме Бастилии выкатывают на сцену пушку, а на пушке верхом сидит красно-бело-синяя Марианна с зажженным факелом. И куда, вы думаете, жерлом смотрит пушка? А обязательно на правительственную ложу!

Так вот пятьдесят следующих лет мама проработала костюмером и, едва ей перевалило за шестьдесят, сподобилась доверия, сделалась выездной. И с труппой Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко поехала аж в ФРГ. И где-то под Дюссельдорфом, средь дубовых куртин, тормознул сияющий диво-автобус «Бегущий олень», и немецкий сотрудник, сопровождающий труппу, пригласил русских деятелей театра осмотреть типичный немецкий ландшафт — дамам по левую сторону автобана, джентльменам — по правую. И едва моя мама приступила к сравнительному анализу дюссельдорфской и бирюлевской сирени, раздались грохот, треск, рев и удар.

Сопровождающий группу немец был безутешен. В самых горячих выражениях он заявил несколько оглушенной мадам Евгении, что сбивший ее с ног дикий вепрь — просто зверь и действовал без всякого антисоветского бундес-умысла и натаски. И что любая компенсация за испуг и ссадину в области локтя, названная мадам Евгенией, будет ей немедленно выплачена немецкими устроителями гастролей.

А в Дюссельдорфе мадам Евгению посетило уже лицо официальное с заявлением от здешних земельных властей, а косвенно — даже от федеральных. Лицо настойчиво убеждало советскую мадам в том, что она, напуганная диким кабаном, понесла серьезный ущерб, пусть мадам без застенчивости оценит его, и вот чековый бланк...