А. Москвин - И в шутку, и всерьез

Нет, Керабан, конечно, не списан с Мишеля Верна. Тут мы сталкиваемся с более сложным явлением — как бы подсознательной подстановкой отдельных черт сына в характеристику литературного героя.

«Утверждать, что писатель взял его за образец, когда создавал образ Керабана, было бы ошибкой. Но не исключено, что он задумался об упрямце, ибо постоянно сталкивался с таковым. Выходки сына оставались предметом неустанных забот писателя. Реплики Керабана слишком многое напоминают мне, чтобы я мог сомневаться в этом… Хотя, надо признать, писатель делал это скорее подсознательно, так как наличие тысячи всевозможных оттенков в характере очаровательного и ужасного Мишеля позволило бы ему нарисовать персонаж еще более сложный» [4] [4] Там же. С. 288-289. .

Еще в одном личном аспекте интересен «Упрямец Керабан». Здесь, пожалуй, впервые так подробно писатель говорит о своем отношении к браку. Если молодые Ахмет и Амазия горячо стремятся вступить в семейный союз, то у пожилых героев, Керабана и ван Миттена, брак вызывает антипатию. Похоже, Верн впервые усомнился в сделанном им выборе подруги жизни. Потом, в середине 80-х годов и еще позже, его недовольство усилится, наступит кризис семейных отношений. В «Керабане» же мы сталкиваемся только с первыми порывами приближающейся бури…

Роман был в основном закончен к исходу 1882 года. Публикация его в «Магазэн д'эдюкасьон» началась с января 1883 года, в ноябре и декабре вышли первые отдельные издания приключений упрямого турка.

Другой роман, помещенный в этом томе, «Вторжение моря», написан совсем в другом ключе и значительно позже. Несмотря на авантюрную завязку, полное драматических событий действие, это верновское творение ближе всего, пожалуй, к тому особому литературному жанру — «научному» роману,— написать который так настойчиво побуждал писателя его друг и постоянный издатель Жюль Этцель.

Обратим внимание: в текст художественного произведения ненавязчиво вводятся разнообразные научные и технические сведения. История появления проекта Сахарского моря изложена с энциклопедической обстоятельностью. Верн обильно насыщает «научные» главы общегеографическими и геоморфологическими данными, арифметическими подсчетами, не боясь наскучить читателю, ибо уверен в их уместности. Эти сведения становятся органической частью произведения, свидетельствуя, кстати, о внутренней убежденности автора в необходимости проведения если не конкретно таких, как описываемых в книге, то, во всяком случае, подобных работ в песках пустыни.

Иное дело, что популяризаторский «аппарат» романа полностью соответствует уровню знаний того времени. Известно, что в XIX веке невиданное развитие техники привело человека к мысли «не ждать милостей от природы», сознательно преобразовать среду обитания и внести коррективы в ход природных процессов. Технократы, чаще всего не только обладавшие должным комплексом познаний в области наук о Земле, но — нередко — просто презиравшие подобные «лишние» сведения, составили немало отчаянно смелых и безумных проектов.

Впрочем, с Сахарским морем дело обстояло не совсем так. В былые эпохи истории нашей планеты, характеризовавшиеся большей влажностью, климат величайшей земной пустыни был более благоприятным для жизни, о чем свидетельствуют хотя бы наскальные рисунки первобытных людей в пещерах алжирских гор Тассили, на которых изображены бегемоты, крокодилы и другие животные. (Кстати, крокодилы жили в одном из сахарских озер еще в нашем веке.) Реальность крупномасштабных изменений климата была доказана только во второй половине XX столетия. Поэтому сведения античных авторов о существовании на севере Сахары обширных водных бассейнов не вызывают сегодня такого удивления, как во времена Ж. Верна. Конечно, эти обширные водоемы совсем необязательно являлись морскими заливами. Скорее всего это были внутренние озера, не имеющие прямой связи с океаном. Наступление сухого климатического периода привело сначала к сокращению площади этих озер, а потом — и к их постепенному усыханию. Подобный процесс происходит на наших глазах с крупнейшим из сахарских внутренних водоемов — озером Чад.

На географических картах водоемы принято обозначать голубым цветом. Так вот, светло-голубая лента даже на картах середины нашего века протягивалась от побережья Средиземного моря через юг Туниса в северо-восточный Алжир. Это — те самые шотты и себхи, о которых идет речь в романе. Для инженера, взглянувшего на географическую карту и не представлявшего реальной природной обстановки, естественным было предположение о возможности прорытия канала в глубь пустыни. Такая идея родилась, кажется, в 1845 году, то есть почти сразу же после проникновения французских колонизаторов в Алжир. Разумеется, идея появилась и разрабатывалась не с учетом полезности такой стройки местному населению, а ради облегчения завоевательных походов и поселения французских колонистов в только что завоеванном регионе. Первоначально проект создания Сахарского моря казался фантастическим, но после прорытия Суэцкого канала (а при его строительстве тоже были использованы естественные водоемы: озера Тимсах, Большое и Малое Горькие) стало ясно: технически идея вполне осуществима. Тогда-то и появился проект Рудера, стержень верновского романа.

Смекалистый военный инженер не смог дать всестороннего обоснования своему проекту, и тот был отклонен учеными академическими головами. Отрицательный вердикт был обусловлен прежде всего экологическими (как бы мы сказали сегодня) причинами. Слабая проработка климатологических и гидрогеологических аспектов проблемы, о чем отчасти упоминается в романе, сослужила плохую службу проекту, сравнительно благополучному с технической точки зрения. Жюль Верн не взвешивает все «за» и «против» рудеровского замысла. Не в этом видит писатель свою задачу. Он — как и во всех других романах — переносит будущее в прошедшее, то есть выдает предполагаемое за свершившееся. Естественно, создатель ярких приключенческих произведений не собирается заняться нужным описанием строительного процесса — то был бы уже не «научный», а «производственный» роман. Жюль Верн оставит подобный жанр «социалистическому реализму».

Автор ограничивается описанием исследовательского маршрута, которым пройдет де Шалле в сопровождении своих друзей-военных. Это, кстати, позволяет «амьенскому затворнику» набросать романтически привлекательные портреты солдат и офицеров колониальной армии. Похоже, и это сделано не без умысла: оправляющаяся после тяжелого разгрома в войне с пруссаками французская армия так нуждалась в похвале…