Капитолина Кокшенева - Русская критика

Нефагина Г. Л. Русская проза второй половины 80-х — начала 90-х годов XX века. — Минск, 1998.

Мережинская А. Ю. Художественная парадигма переходной культурной эпохи. (Русская проза 80-90-х годов XX века). — Киев, 2001. Цитируется Петрушевская Л. «Кто ответит» // Петрушевская л. Собр. Соч. в 5 кн. — Харьков-Москва, 1996. Т 2. С.31. Исследование автора посвящено исключительно постмодернисткой литературе, где многое названо очень точно и глубоко проанализировано. Однако автор старается соблюдать «научную объективность» и избегает часто личных оценок и интерпретаций. Именно несогласие в оценках побудили меня обратиться отчасти к тем же именам и произведениям, что и в книге А.Ю.Мережинской, но дать им несколько иной комментарий. Исследователь совершенно не включает в свои концепции почвенный пласт литературы.

Толстая Т. Петерс. — Новый мир. 1986, 1986.

Толстая Т. Поэт и муза. // Русские цветы зла (сб. Рассказов современных писателей). М… 2001.

Довлатов С. Зона // Октябрь. 1991, № 2.

Ильин Н.П. «Самый новый шибболет» // Русское самосознание, СПб., 1998, № 5.

Ильин Н. Этика и метафизика национализма в трудах Н.Г.Дебольского (1842–1918). — Русское самосознание. СПб., 1994, № 2, С. 13.

Белая Г. Кризис?! Кризис! В кн.: Взгляд / Критика. Полемика, публицистика. М., 1988.

Золотусский И. «Отчет о пути». — Знамя. 1987, № 1.

Лейдерман Н.Л. Липовецкий М.Н. Современная русская литература. Книга 2. Семидесятые годы (1968–1986). М., 2001.

Цит. по книге: Ильин Н. П. Трагедия русской философии. От личины к лицу. СПб., 2003.

Иванова Н. Сомнительное удовольствие. Знамя. 2004, № 1.

Бородин Л. Повесть о любви, подвигах и преступлениях старшины Нефедова». — Москва, 1999. № 10.

Ильин Иван. Сущность и своеобразие русской культуры. — Москва, 1996, № 1-12 (номер журнала указывается в тексте).

Великий Гете, будучи директором славного Веймарского театра поставил 16 пьес Шиллера, 15 — своих и более 100 сочинений Коцебу! На вопрос же: «Отчего он так часто ставит Коцебу?» — Гете отвечал, что «театру нужны сборы». И это вечная театральная дилемма — без публики театр не мыслим. А публика чаще предпрочитает Коцебу — Гете, Рацера и Константинова — Вампилову. Наверное, собирая Всероссийский театральный фестиваль, директор Иркутского академического драматического театра им. Н.П.Охлопкова А.А.Стрельцов тоже помнил, что «сборы нужны». Но сегодня рядом с этой вечной театральной нуждой появилась другая — нужен «пиар»! Спектаклю, артисту, фестивалю! Ведь, действительно, у театра столько сильных конкурентов, воспитывающих зрителя так, что живое слово, соразмерный человеку ритм уже не воспринимаются — кажутся «устаревшими», а сам актер, с его живым и неповторимым существованием только «здесь» и только «сейчас» кажется излишне сложным рядом с героями виртуального мира. В метаниях между «сборами» и «пиаром» проходят театральные будни многих наших театров. Но все же не они дарят высшую творческую радость. Счастливое стечение театральных обстоятельств было и есть одно — это когда театр поставил серьезный спектакль по талантливой пьесе, а публика — легко и благодарно — приняла высокое и важное, забыв «про Коцебу». Тогда бывает праздник. Тогда случается театральное событие. «Дни Турбинных» во МХАТе, например.

Нет, на иркутском вампиловском таких спектаклей-событий не было, но было нечто важное, что волей-неволей вдруг обнажил фестиваль, собрав театры из Омска и Москвы, Узбекистана и Белоруссии, Кемерово, Томска, Черемхово и Камчатки. Ведь только фестиваль может взять и представить некую картину состояния театральной мысли, некую тенденцию его пристрастий и предпочтений. Вот и попытаемся ее уловить…

На этом фестивале не раздают наград и премий, а потому нет обиженных на жюри и никто не ссылается на «непонимание критиками». Но отсутствие наград совершенно не значит, что не нужны оценки увиденного, что не нужны споры и разговоры о путях современного театра. И они были — и очень жаркими. Стоит отдать должное директору фестиваля и руководителю Иркутского драматического театра — человеку увлеченному, и расчетливо-пылкому, который всегда приглашает на фестиваль вампиловские спектакли (правда, в 2005 году это был только один, но все же был), что сразу же дает разгон театральным дискуссиям. Четыре «круглых стола» последнего фестиваля, с приглашением критиков разных направлений и художественных предпочтений (что случается в театральном мире вообще крайне редко!) — это тоже новая и смелая сторона иркутского фестиваля, где, собственно, и осмысливается увиденное, и прогнозируется возможное будущее.

Фестивальная жизнь сейчас разнообразна — существуют разные типы фестивалей: тут и международный славянский «Золотой Витязь» и региональный «Балтийский Дом», московская «Золотая маска» и международный Чеховский. Каждый из них пытается определить свою «концепцию», или, напротив, заявить, что отсутствие концепции и есть концепция. Всероссийский театральный фестиваль современной драматургии в Иркутске носит имя А.Вампилова. И этим многое сказано: талантливая, яркая, до сих пор имеющая сложную театральную судьбу драматургия Александра Вампилова становится здесь эстетическим и этическим центром. И волей-неволей многое начинает оцениваться его, вампиловской, меркой. Буду придерживаться ее и я, в меру своего опыта и интуиции.

Вроде бы, еще не так далеко отстоит от нас Александр Вампилов — еще помнят его многие иркутяне, еще так невелика сценическая судьба его пьес, но уже отчетливее и отчетливее он мыслится как классик. Трудный классик, драматургия которого, ставшая образцовой, получила право называться «театром Вампилова» наравне с «театром Чехова» или «театром Островского». Что же стоит сказать о «театре Вампилова», чтобы и та самая «вампиловская мерка» была понятна?

Нет никакого сомнения в том, что вампиловские герои выращены им в мощном культурном пространстве, совершенно не ограниченным теми советскими годами, когда писал он свои пьесы: от первой — «Прощание в июне» 1964 года, до последней — «Прошлым летом в Чулимске» 1971-го. Его театр — не социальный и не политический, не соцреалистический и не панический, не жестокий и не критический, но очень человеческий. Именно такой общей доминантой своего творчества Вампилов пребывает соработником классиков: разве у него не звучит вечный мотив о живой душе, б о рющей рутину жизни? разве он не озабочен нравственным состоянием человека, которое никогда никаким декретом не утвердить «сверху», если нет изнутри его нравственной жизни? Следовательно, вампиловская мерка невозможна без качества слова, без наполненности и обеспеченности самого слова человеческим опытом (никакого «пустого», «полого» слова Вампилов не знал). Его драма никогда не стремилась связать себя с заведомо сниженной сферой человеческого бытия. Да и «нижний мир» его драматургии — это вовсе не сегодняшний эпатаж безудержной эротической силой или «тяжелым чернушным бытом». Да, «тяжелый быт» и у него есть, но этот быт — не главное, и далеко не все определяет. Да, мир низких поступков и низких мыслей («пошлости жизни») Вампилов обойти не мог, но и он, в сущности своей, у драматурга дан снова как область, очерченная нравственной, заповеданной человеку, чертой. Скажем так: ни пошлость жизни, ни социальная характеристика, ни «среда», что может «заесть» не являются пределом для вампиловского человека, даже и при «неразвитости» и «простоте» этого человека.