Капитолина Кокшенева - Русская критика

Зачин и финал спектакля, как это и бывает при органичной режиссуре и по-настоящему театральной драматургии, словно всматриваются друг в друга. Монастырские стены превращаются в стены тюремные с решетками на окнах. В монастырь идут по своей воле, идут спасаться. А вот в тюрьму Дмитрий Карамазов идет по воле закона, и мучительно трудно будет ему превратить в себе эту волю закона в «свою волю» — принять наказание и принять страдание, необходимое для выпрямления души. Ведь и он «хотел убить» отца и кричал об этом повсюду. Разгульная свобода начала спектакля обернулась трагедией, плачем сердечным в эпилоге. В начале Дмитрий с Грушенькой гулял, девичьи песни слушал, цыган назвал — теперь все завершает протяжно-тоскливая песня «Не для меня сады цветут, не для меня Дон разольется…»

Не для нашего героя придет весна… Всё не для него, что тешило так недавно плоть и веселило безрассудную душу. Теперь тюрьма «читается» нами как острог для страстей, узда безбрежному пиру «широкого человека».

Плывет по сцене тоска-кручина, набирает силу песня-страдание. На тюремную койку молча придут и сядут рядом в светлых одеждах все другие герои драмы. И мы теперь словно смотрим на старую фотографию, на прошедшую жизнь, удивляясь силе страстей всех этих людей. Здесь один соблазнил другого, близкий — близкого, соблазнил любовью, мыслью, чувством. Тут все вспомнят о своем злом сердце и о своей вине. Митя Карамазов за всех них идет на каторгу.

Все люди братья… И каждый виноват за всех…

2003 г.

Сергей Арцибашев поставил на сцене Московского Академического театра им. Вл. Маяковского «Мертвые души» Н.Гоголя в двух томах. Пьеса Владимира Малягина.

Набрав в поисковой системе Яндекс два слова «мертвые души», я рассчитывала увидеть перечень откликов на спектакль Маяковки. Но… была шокирована не меньше героев Гоголя, которые получили от Чичикова предложение об инфернальной негоции. В Сети, оказывается, тоже шел торг: «Один из жителей России, — сообщала Сеть, — выставил свою душу на продажу на Интернет-аукционе «Molotok.ru». Изначальная цена на необычный лот составила 1S, а продана душа была за S 18, что удивило даже организаторов аукциона. Сам товар особого удивления у участников торгов не вызывал — Интернет, пространство виртуальное, и продаваться там может все, что угодно. Человеческая душа была по-будничному выставлена где-то между чипами для компьютера и коллекцией советских значков. Организаторы удостоверились, что продавец — некто под кодовым именем «Петрик» — действительно существует, и душа ушла с молотка. Правда, продавший свою душу толком не ответил на вопрос как же надо ее хранить. Он заявил, что его задача продать, а хранение — хоть в бутылке, хоть в конверте — личное дело нового хозяина». А дальше, на форуме развернулась дискуссия — унизительна ли продажа своей души? И для многих оказалось это предприятие вполне нормальным. Немало было желающих продать чужие души, да и свою некоторые из жителей Интернета готовы были продавать «и не один раз»! Но «сюжет» этим не исчерпывался — Сеть сообщала также, что два года тому назад владельцы Интернет-аукциона eBay запретили жителю Калифорнии продавать свою душу. «Причиной отказа стала “невозможность представить доказательства, что его товар существует”»…

Во истину Гоголь бессмертен, а его Чичиков смотрится куда скромнее, чем нынешние люди нового века, готовые весело продавать свою душу по нескольку раз!

Кафедру русской культуры, с которой взял на себя труд говорить и Николай Васильевич Гоголь, много раз пытались реформировать: то обтягивали красным кумачом и писателя рядили в одежды трибуна и общественного пропагандиста, то искусно «подпиливали опоры», чтобы потом объявить, что «кафедра сгнила», то манифестировали от имени Гоголя, что Россия — страна пороков, а герои Гоголя — олицетворяемые ими страсти и грехи человеческие. И такой России нужно стыдиться… Но ни к первому, ни ко второму, ни к третьему спектакль театра им. Маяковского не имеет отношения. Он — о другом, и с другими целями поставлен…

Черная цилиндрическая конструкция захватывает собой почти все пространство сцены. Она — символ мира в его вечном движение. Она — огромное колесо судьбы, втягивающая или исторгающая из себя героев. Но это словно и сама Россия проплывает перед взором зрителей — то снизу доверху горят огоньки-окна, а в них поют люди (музыка Владимира Дашкевича, текст песен — Юлия Кима). И поют они о том, как богата их Россия, как было бы славно, при таком богатстве, дать каждому по домику. О простом поют, и простого хотят — тишины и мирного семейного благоденствия. А то вдруг на всем пространстве появятся руки или лица чиновников — и пойдут передавать взятку от Чичикова снизу вверх, и будут без слов требовать, желать, хватать. Но будут и другие — те, что кольцом охватят и «прикуют к стене» Коробочку, все никак не отпускающую Чичикова — все пытающуюся продать ему мед и пеньку. А то, сквозь черный цилиндр, возникнет рука утешающая жену Костанжогло, отказавшегося от наследства. А в другом эпизоде — ловкие шулерские руки быстро перемещают шашки на доске, когда вздумает Ноздрев обыграть Чичикова. Пластическая игра рук и огней сквозь прорези в цилиндре-ширме — замечательная сценическая находка Александра Орлова и Сергея Арцибашева.

Медленное и неутомимое движение колеса-судьбы словно являет собой дорогу жизни: то, как на светской карусели, откроются в ней двери-проемы и мы увидим шикарных дам и нарядных холеных мужчин, расположенных в изящных позах. То где-то там, в самом верху откроет окно Коробочка, разговаривая с ворвавшимся к ней Чичиковым. И тогда это расстояние буквально станет пространством страха и, одновременно, жгучего любопытства к новому гостю крепкой помещицы. И на этом глубоком черном фоне так ярки цвета дамских нарядов, беспечно-праздничны герои, к которым Чичиков то приближен — участвует в общем хороводе жизни, то выброшен из нее. И тогда перед героем буквально захлопнутся двери, а он будет изгнан за пределы сценического круга, с вращающимся на нем утонченным Маниловым, обильным и тучным Собакевичем, бодрым в своем скопидомстве Плюшкиным.

Во втором действии цветовая гамма спектакля станет безупречно-строга и сведена к минимуму: к черному и белому. Словно сужается выбор для главного героя, словно в решительную минуту отпадает все мелкое и вторичное и в мире со всей очевидностью зерна отделяются от плевел. Изломанно-кукольными станут движения светских дам, старинный покрой платьев которых черно-белый цвет делает ультра-авангардными. Символика цвета словно еще раз подчеркивает внутренний ход сценического действия: Чичиков, прощенный за свою первую аферу, вступает на еще более узкую и скользкую дорогу греха и соблазна.