Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Проза. Литературная критика. Том 3

Тайна силы Заур-бека была в том, что он «знал себя и умел владеть собою, а через это знал людей и умел владеть людьми». Даже недоброжелатели, даже враги невольно подчинялись ему, и Заур-беку сходили с рук все его дикие выходки, все безумные выпады, начиная с того случая, когда он, еще будучи поручиком, выпорол собственноручно перед каррэ своих кабардинцев городского голову Нальчика за то, что последний велел своим стражникам избить караул, остановивший его ночью на улице, и кончая его дерзким «выступлением» на большевицком концерте, на котором он читал многотысячной толпе, в которой присутствовали красноармейцы и коммунисты, свое стихотворение, открыто призывающее к восстанию Кабарды. Накануне своего побега в белую армию, за день до поднятия восстания, единственный человек, который чувствовал в себе силы на это, безрассудно рисковал своей жизнью. Когда он выходил на сцену, во внутреннем кармане у него лежал револьвер, и он не знал, вернется ли он с эстрады.

«По залу, - пишет Чхеидзе, - пронеслось движение. Кто-то крикнул: “товарищи, он призывает к восстанию”. Кто-то бледный и потрясенный - встал и вышел. Первые ряды, занятые коммунистами, сидели неподвижно и безмолвно. Прошла та томительная секунда, которая похожа на промежуток, предшествующий чтению судебного приговора, от которого зависит жизнь или смерть. И вот - подобно обвалу в горах, заколебался зал... На сцену всходил мало известный широкой публике, бывший офицер, с репутацией не то сорванца, не то дерзкого себялюбца. А сейчас - на сцене стоял победитель, окутанный славой, и слава эта предохранила его от немедленного ареста...»

Освобождение Кабарды Заур-бек начал открыто, бесстрашно глядя в лицо своих врагов.

О силе его автор пишет:

«Он знал, что за человеком идут тогда, когда он сам идет за идеей. Тот, кто верен идее, - тому верны. Тот, кто не обманывает себя и других, - и того не обманут. Заур-бек умел вызвать в человеке лучшее из того, чем он обладает, и потом овладеть этим лучшим...»

Но эта его строгость, прежде всего к самому себе, и погубила Заур-бека, а с ним и его дело. Он мог побеждать в открытом бою, но был бессилен против интриги. Боясь популярности «диктатора» Кабарды, начальство Заур-бека делает его «помощником». Подчиняясь дисциплине, Заур-бек отошел покорно на второй план, принял данную ему роль исполнителя чужих приказов, но внутренне это надломило его. Когда он был послан со своими кабардинцами распоряжением начальства в Приволжье, в чужие ему места, он знал, что идет на верную смерть, но и тут не возмутился, но покорно исполнил приказ, повел на ненужную, безрассудную гибель своих людей.

О смерти его Чхеидзе рассказывает так. Отрезанный с несколькими всадниками неприятелем и убедившись, что невозможно избежать открытой встречи, Заур-бек решил пробиться сквозь лаву наступающей конницы. Взяв зеленое знамя с полумесяцем в свои руки, он «показал знамя тем, кто окружал его и кто вместе с ним сейчас вступит в круг, выход из которого определен судьбой.

– Во имя бога! - сказал Заур-бек. И голос его звучал, как рычание загнанного зверя... - Во имя...

Он не сказал...»

Этим многоточием заканчивается книга Чхеидзе. Какое слово застыло на губах убитого Заур-бека? Несказанное, оно звучит особенно сильно, звучит из каждой строчки книги, - это имя «страны Прометея», с любовью к которой написана книга Чхеидзе.

Молва , 1933, № 132, 12 июня, стр.4. Отзыв о книге: К.А. Чхеидзе. Страна Прометея (Шанхай: Изд. «Слово», 1932). Ср. также: Е. Вебер, «Три темы», Молва , 1933, № 143, 25 июня, стр.4. См. корреспонденцию с К.A. Чхеидзе в разделе «Из переписки Л.Гомолицкого».

Только в редкие, скупо распределенные минуты жизни, минуты исключительного напряжения душевных сил, мы испытываем особое чувство: сознаем и созерцаем преображение непреобразимого, оживление неживого. В эти минуты для нас мистической жизнью оживают обычные предметы - будничные, примелькавшиеся до того, что мы их перестали замечать, в уверенности, что они могут жить только отражением нашей человеческой жизни.

Обычно такие минуты посещают человека в ранней молодости. Пробуждающемуся самосознанию свойственен этот вдохновенный «мистический реализм». Не потому ли таким животворным дыханием молодости веет от всего, что напоминает эти минуты, что заставляет вновь пережить лишь однажды испытанное?

Истинная поэзия - одна из тех сил, которые заставляют вещи ожить, задвигаться собственным движением. Поэзия властна вдохнуть в них души, сделать живыми мертвые стершиеся предметы.

Е. Шемплинская, молодая польская поэтесса [176] Elżbieta Szemplińska (с 1936 г. Szemplińska-Sobolewska, род. в 1909 или 1910 - ум. в 1991) - поэтесса, прозаик, публицист. Выступала в печати с 1926 г., печаталась в Wiadomości Literackie, Skamander, Tygodnik Ilustrowany, с 1934 г. в более радикальных левых изданиях Oblicze Dnia, Lewar. В 1939 -1941 гг. активно участвовала в литературной жизни оказавшегося под советской властью Львова, опубликовала проникнутое резко отрицательным отношением к межвоенной Польше стихотворение «Prawdziwa ojczyzna» (Настоящая Родина). Находилась в СССР в 1941-1944 гг., где пережила разочарование в коммунизме. Cp.: Olga Soporowska-Wojtczak, «Elżbieta Szemplińska-Sobolewska jako “polska pisarka radziecka” (wybrane publikacje na łamach “Czerwonego Sztandaru” w latach 1939-1941)», Nie tylko Wschód. Recepcja literatur obcych w czasopismach polskich XX wieku. Prace ofiarowane profesorowi Krzysztofowi Cieślikowi z okazji siedemdziesiątych urodzin. Pod redakcją Agaty Zawiszewskiej i Anety Borkowskiej (Łask - Szczecin - Toruń: Leksem, 2006), str. 65-77. В 1946 г. вышел ее роман «Warszawa w ogniu». После Второй мировой войны жила в Люксембурге, где муж был назначен консулом, а после его перехода на положение невозвращенца - в Касабланке и Париже. Вернулась на родину в 1962 г., в 1963 г. в варшавском издательстве Czytelnik вышла ее книга Powrót z daleka. , выпустившая в этом году первый сборник своих стихотворений под общим скромным названием «Стихи» [177] Elżbieta Szemplińska. «Wiersze», 1933 г. Warszawa. , несомненно обладает этой волшебной силой. До сих пор Шемплинскую мы знали как автора романа «Рождение человека», появление которого было отмечено в «Молве» отдельною статьею [178] Андрей Луганов, «На рубеже веков» <���рец. на роман Шемплинской «Narodziny człowieka» (1932)>, Молва , 1932, № 34, 15 мая, стр.4. Вскоре в газете был помещен перевод рассказа Шемплинской, выполненный Е.В.Вебер-Хирьяковой. См.: Елизавета Шемплиньска, «Владычица» (Перев. с польск. Е.В.), Молва , 1932, № 84, 17 июля, стр.4. . Теперь Шемплинская открыла нам новую страницу своего дарования.

Простое название сборника Шемплинской продиктовано, вероятно, не столько скромностью (в стихах ее немало молодого задора и сознания своей силы), сколько разнообразием тем, которые автор счел нужным объединить в одну книжку. Здесь - и общественные мотивы, и личная лирика, и магические стихи, преображающие действительность, на которых я хочу остановиться подробнее.