Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Проза. Литературная критика. Том 3

В одну ночь Кришна, утысячерившись, приняв вид тысячи адамов, вошел к тысяче их новобрачных ев и дал начало тысяче существований. Огненный посев божественного в телесную пашу [350] Пáша (диалектн.) - подножный корм. Это слово употреблено в шутливом стихотворном ответе И.Ф. Кулиша на «Прощание с Пегасом» А.А. Кондратьева: «Неужели у вас на заленом лугу / Не хватило крылатому паши?» См.: Ирина Кулиш-Лукашевич, «К 130-летию Александра Кондратьева. Очерк жизни Ровенского периода (1919-1939 гг.)», в кн.: Александр Кондратьев. На берегах Ярыни (Рiвне: Волинськi обереги, 2006), стр.328. . Среди кришниных зерен были простые пшеничные и были золотые зерна откровений.

По истечении тысячи лет золотое зерно проросло на поле битвы: ночью сияние его на сердце простого воина Арджуны озарило явленную миру божественную форму. Видел один Арджуна: слова его само несовершенство, рассказ его загадочен - по нему нельзя обрести и глаз самого Арджуны и увидеть то, что он видел. Богом вдохновенная песнь Бхагават Гита (произнося ее, выдыхаешь мудрость) прекрасна, но, может быть, только я один в моем веке после тех 15 минут перед домом Масловских понимаю значение этой красоты.

В ту же ночь та же красноречивая благость озарила китайского сановника Кунгтсе [351] Кунгтсе - Конфуций. , но вместо поэмы он начертал молчание. Им положен запрет слову, которое всё равно ничего не значит: не ключ к тайне, но разноименные поводы к ненависти, кровопролитию и непониманию.

Если бы можно было возложением рук или пристальным взглядом - молча - превращать камни в цветущие сады.

Но почему Моисей должен нести скрижали с вершин к беснующейся толпе, чтобы разбить их в отчаянии...

но почему чистоту откровенья надо возлагать на всё человечество, откровения не знающего и чистоты не выносящего...

откуда этот атавизм стадности у великих уединистов человечества, отмеченных светом Самхита.

Тысячесловие Бхагаватгиты и безмолвие Кунгтсе равно не для стад мирножующих, вздыхая на своих земных пастбищах. Они для пастухов, которым всё равно напрасно толковать тайну своей власти стадам своим, человеческой речи не понимающим. Кому? - чавканью, равнодушию, помахиванию хвостами, ударам копыт. Пастухам - повторять вдохновения Арджуны для беседы, гимны вед - для распева.

ученики тайн , они исследуют с ними случившееся,

исполнители законов , они придерживаются обрядов вечного союза с откровением,

отрекающиеся , они постепенно освобождаются от привычек и обычаев прежней доосиянной жизни,

совершенные , они уже не зависят ни от чего: ни от слов, ни от вещей, ни от душ. Может быть, тогда они приобретают силу превращать камни в цветущие сады.

Снова мечта: когда-нибудь на земле поймут, как по природе своей порочна вечная тоска, по которой вздыхали тысячелетиями стада - «мы и Бог». Уединисты водворят единственную правду «я ради я» в самом себе, я - всепоглощающего и объединяющего все остальные местоимения во всех падежах и числах. Общество, воплощенное в единственно-бесчисленно-множественном я, как божественная форма Арджуны, как тайное молчание Кунгтсе.

Бодхисатва под божественным платаном был искушаем тоскою, личным счастьем и гармонией жизни. Искуситель Кама [352] Kama (санскр.) - дьявольское желание, сладострастие. , нагой смуглый юноша, в венке цветов, спадающих на лицо до самых смеющихся губ, с золотым луком, поражающим пятиконечными стрелами чувств - огненными жалами, - Кама приблизился к дереву вместе с поющими, пляшущими евами. Светила остановились в своем пути, небо сотрясалось от их пляски. И жена Ясодхара [353] Ясодхара - жена Будды. , вторая часть существа адамова, с упреками и мольбами, осиянная, как Беатриче Данте в огненном воздухе Рая, приблизилась к неподвижному мужу. Не только тяжесть своего тела, но все бремена Манавадхармашастры [354] Манавадхармашастра - «Законы Ману» — сборник древних брахманских законов. несла она в легких руках. «Отрекись от меня, и ты посягнешь на законы, которыми прародитель сопряг небо с землею. Законы эти как горы, они поддерживают небо. Если ты имеешь силу нарушать их - небо ринется на землю ливнями потопа и огня, испепелит и затопит всё земное. Отрекись - и самки зверей удалятся вместе с адамами в пустыни, а самки и евы останутся бесплодными, захлебнутся очистителными кровями своими, смерть накинет на их шеи петли и повлечет в вечное несовершенство, колесо духовного роста мира приостановится, и богам снова придется сойти на землю, чтобы оплодотворить ее новым существованием... Не случится этого, осмелься <���отречься> от тягот моих - и небо, лишенное подпоры, обрушится на тебя же, не мир, но ты испепелишься, потонешь». Но Саммасамбудха [355] Одно из девяти качеств существа Будды («просветленного ума»). не только не отрекся - проклял: «прекрасное ничто, проклинаю тебя за то, что все земные явления тебе подобны - ложны, обманчивы и неверны - исчезни!»

Ничего не произошло. Ничто не рухнуло. Остались нерушимые законы. Горсточка желтых монахов облюбовала свое отдельное пастбище рядом с другими, уже наполненными гулкими пережевываниями и вздохами. Решало я, олицетворяющее мир, и для него каждое решение было только новою подпорою неба, укрепляющею (только) небесную нерушимость.

Всегда и всё в мире решает объединенное всё в себе, сливающее маленькое - меньше маковинки, безмерное - больше всякой величины, какую можно себе представить, - я. Тысячи я скажут тысячи своих «исчезни» или «стань» тысячью своими голосами.

На сколько я способен человек, на столько способен и решений.

Сурово-вдохновенно-поглощающе-протестантское «исчезни»,

но милостиво-богомудро и первобытное адамово «стань».

Талмудическая формула, «если жена твоя малого роста, наклонись к ней и говори на ухо», прекрасная для мудрецов, милостива и для простого урожая пшеничных кришниных зерен. Божественность древних религий в их умиротворяющем спокойствии. Вдохновенное же «исчезни» мгновенных озарений, ворвавшись в мир, проносится по нему бурями безумия.

Прозорливец Кунгтсе успокаивал мир: «пока вы не узнаете как следует о жизни, что толку вам узнавать о смерти». Кто знает, какие грозы «исчезни» были им скрыты за этими словами.

Раби бен Зома - прилежный ученик писаний [356] Симон бен Зома - мудрец-толкователь Торы (II век). Звания «рабби» он не имел. , простой человек, стремившийся проникнуть в тайны священных письмен, внятных лишь избранным (пастухам по нашей терминологии) - сошел с ума и умер от размышлений о величине пространства между верхними и нижними водами: «И сказал, да будет твердь посреди воды и да отделяет она воду от воды». Бен-Зома обезумел на шестом стихе первой же книги - Бытия [357] Рассказ в Агаде. См.: «Приложение», в кн.: Мировоззрение талмудистов. Том I. О человеке и его обязанностях к Богу (С.-Петербург, 1874; репринт - Москва: Ладомир, 1994), стр.2 (2-я пагин.). . И Талмуд запрещает рабибензомову гордость: «Человек, осмеливающийся распространяться о всемогуществе Всевышнего, истребится из мира сего» (Иер. Берахот 9) [358] Берахот - первый трактат Мишны (и Талмуда). .