Дональд Джонсон - Миры и антимиры Владимира Набокова

Все члены маленькой семьи Круга заключены в круг. Конечно, не случайно умершую жену Круга зовут Ольга (с ударным «О»); не случайно и то, что Ольга, умершая от болезни почек, все время ассоциируется с гамлетовской Офелией, которая утонула. Ольга — это не только круг внутри другого круга (Круг); ее имя (из-за «О»), и фамилия ее мужа (из-за своего значения), намекают на секретное родство с кругловатой лужицей, связывающее героев с бесконечным сознанием вселенной авторской персоны. Интересно также и то, что в алфавитной синестезии Набокова белый «О» вызывает образ овального зеркала (СА 5, 338) — этот предмет фигурирует около пяти раз в одном из снов Круга, в котором Ольга, сидя перед зеркалом, снимает с себя сначала свои драгоценности, а затем, в духе сюрреализма — голову и другие части тела (глава 5). Сходным образом, имя их сына Давида (DaviD) наделено явной иконической образностью. Буквы D, стоящие в начале и в конце его имени, составляют половинки буквы «О», так как если конечную «D» перевернуть, так что ее вертикальная палочка сложится с палочкой начальной «D», а закругленные части смотрят направо и налево, получается совершенная «О», перекликающаяся со значением фамилии Круга и с формой инициала Ольги. Это символическое алфавитное слияние перекликается со слиянием имен родителей, а также с соединением их генов, «слияньем двух таинств или, вернее, двух множеств по триллиону таинств в каждом» (СА 1, 354).

Одна из характеристик круга — его обратимость, свойство, которое типично и для некоторых действий и наблюдений Круга. Возвращаясь домой из больницы в ночь смерти жены, Круг должен перейти через мост, охраняемый с двух сторон революционными солдатами, набранными из всякого сброда. Когда Круг приближается к северному концу моста, его задерживает неграмотная стража. Один из них берет пропуск Круга и затем, протягивая его Кругу вверх ногами, требует прочитать, что там написано. Круг дает ответ, который задает тему главы: «Инверсия мне не помеха» (СА 1, 209). К несчастью, очки Круга разбиваются, когда он их ищет, и он не может прочитать подозрительным солдатам, что написано на его пропуске. Наконец, Круг обманом пробирается на другую сторону, затевая разговор с туповатым начальником стражи Гурком. В этом месте, как говорит Набоков в предисловии, нас должна поразить палиндромная оппозиция русской окружности (Круг) и тевтонского огурца, так как «gurk» — это форма германского корня слова «огурец». Этот чисто словесный палиндром скоро начинает жить своей жизнью. После того, как Кругу наконец разрешают перейти мост, его заворачивают назад на южном конце, так как на его пропуске нет подписи стражи с северного конца моста. Философ идет назад, чтобы получить подпись неграмотного Гурка. Палиндромная природа имен противопоставленных героев, Круга и Гурка, буквально воспроизводит многократные переходы моста и является миниатюрным зеркальным отражением абсурдности обреченных усилий Круга. Инверсия имеет и другие отзвуки в этом эпизоде. Когда Круг пересекает мост взад-вперед, он думает: «…песочные часы, которые кто-то все вертит и вертит, и я внутри — текучий тонкий песок» (СА 1, 214). Он мысленно сравнивает себя с муравьем, который бегает по выдернутой из земли травинке. Как только он доходит до вершины травинки, ее переворачивают, и вершина травинки, «tip», превращается в ее палиндромную противоположность, «pit» (яму), и все надо начинать сначала.

Имя Падука, как и имя Круга, имеет большой диапазон тематических отзвуков. Это и шекспировское «paddock», дословно означающее «жаба», чудовищное оскорбление, применяемое Гамлетом по отношению к отчиму Клавдию, убийце его отца. Конечно, Падук не убивал отца Круга, но он убийца его сына Давида. Этот аспект роли Падука проявляется, когда он идентифицируется с лесным королем Гете (Erlkoenig): речь идет о стихотворении, в котором маленький мальчик и его отец едут верхом ночью через лес, король эльфов зазывает мальчика в лес, и тот умирает (СА 1, 322 и 390). Имя Падука также базируется на русском корне «-пад-», как в слове «упадок». Однако, вероятнее всего, именно шекспировское «paddock» является источником школьного прозвища Падука — «Жаба» («The Toad»), которое имеет еще одну зловещую двуязычную коннотацию — немецкое Der Tod («смерть»). Диктатор Падук был ненавистен Кругу еще со школьной скамьи, когда Круг, бывший тогда порядочным хулиганом, регулярно сидел на лице Падука. Несмотря на очевидное отвращение Круга, Падук, возможно, из-за гомосексуальных склонностей, втайне обожал Круга и однажды поцеловал его руку, когда в классе было темно: «Поцелуй Жабы» («The Kiss of the Toad»), как позднее называет его Круг, возможно, намекая на немецкое Todeskuss, поцелуй смерти — аллюзия, ставшая пророческой (СА 1, 275). {248}

К сорока годам и Круг, и Падук обнаруживают склонность к полноте, хотя во всех остальных отношениях они резко противопоставляются друг другу. Падук остается «скучен, зауряден и невыносимо подл» (СА 1, 257), в то время как Круг, великий мастер «творческого разрушения», описывается как крепкий, мужественный человек с чем-то бетховенским в лице (СА 1, 360). Это противопоставление выявляется довольно любопытным образом. Будучи еще школьником, Падук представляет на обсуждение теорию, предвосхищающую Эквилизм, теорию о том, что «все вообще люди состоят из одних и тех же двадцати пяти букв, только по-разному смешанных» (СА 1, 257). От этого изречения разворачиваются две линии мысли. Первая, менее важная, касается пропавшей двадцать шестой буквы. Очевидно, отсутствующая буква — это буква «Я» («I»), намекающая на Адама Круга, врага Падука и единственного великого сына своей страны. Идентификация Круга с буквой-символом «I» подтверждается его высказываниям и высказываниями о нем в других местах книги, например, «Корень квадратный из „я“ равняется „я“» (СА 1, 207) или сказанное в скобках «(о, это помятое неуютное „я“, шахматный Мефистофель, упрятанный в cogito!)» (СА 1, 343). {249} В революционном государстве среднего человека нет места для эгоистической буквы «Я» и соответствующего местоимения, в нем нет места и для Круга, который, как и буква, уничтожается.

То, что Падук привлекает алфавит в своем стремлении к эгалитаризму, также проявляется в том, что он называет своих школьных товарищей постоянно меняющимися анаграммами их имен. Гумакрад, Драмагук, Гурдамак и Мадамка, — таковы, помимо прочих, прозвища Адама Круга. Без ведома Падука его алфавитные игры развиваются по спирали в совершенно новое измерение в руках авторской персоны, которая управляет героями. Жители вымышленного мира говорят на gemischte Sprache [36]с элементами русского, немецкого и мифического куранианского. {250} Кажется, помимо этого смешанного языка, многие герои говорят на чистом русском, другие — на чистом немецком. Предполагается, что каждый язык в письменном виде пользуется своим родным алфавитом, кириллицей и латиницей. Это предположение важно для того, что последует, потому что мы намерены показать, что имена Падук и А. Круг — точные перекрестно-алфавитные анаграммы друг друга. Более того, можно показать, что их соотношение — это соотношение близких, но не совсем точных палиндромов. В англоязычной форме (Paduk — A. Krug) у этих имен есть общие буквы A, U и К. Английская буква «Р» в русском языке представляет звук /r/. Таким образом, четыре из шести элементов, содержащихся в этих именах, накладываются друг на друга, и остается только D в имени Падук и G в имени А. Круг. Это недостающее звено находится, когда понимаешь, что если пользоваться строчными буквами английского, то G (g) представляет русский звук /d/. Таким образом, достойный восхищения Круг и отвратительный Падук — всего лишь перекрестно-алфавитные анаграммы, придуманные и введенные антропоморфным божеством повествования. Что касается неточного палиндрома, Падук не превращается в Круг А. только из-за того, что r поставлена в конце, а не после K, то есть Kug А. + r. Такая же странная смесь протагонистов обнаруживается в названии столицы — Падукград.