Дональд Джонсон - Птичий вольер в “Аде” Набокова

Дональд Бартон Джонсон

В своем изящном и трогательном эссе “Вновь в комнате отца” Дмитрий Набоков описывает книжные полки с изданиями об искусстве и о бабочках. В жизни Набокова бабочки по своей значимости уступали только литературе. Доказательство тому — годы, отданные Гарвардскому музею сравнительной зоологии, и двадцать с лишним статей в лепидоптерологических журналах. Его таксономическая работа, посвященная южноамериканским Lycaenidae (бабочки семейства “голубянок”), остается фундаментом современных изысканий в этой области 1 1 Kurt Johnson, G. Warren Whitaker, and Zsolt Blint , Nabokov as Lepidopterist: An Informed Appraisal // Nabokov Studies. No. 3, 1996, pp.123-144. .Но Природа едина, и невозможно знать все о бабочках, ничего не зная о многом другом. На тех же книжных полках — богатая коллекция разнообразных справочников: “Здесь есть Американский словарь, на оливково-коричневой обложке которого орел с национального герба превращается в великолепного сфинкса. Есть и орнитологические и ботанические тексты, поскольку он гордился тем, что мог опознать каждое растение и каждую птицу, с которыми ему доводилось сталкиваться” 2 2 Vladimir Nabokov. A Tribute: His Life, His Work, His World. Ed. Peter Quennell. London: Weidenfeld and Nicolson, 1979, pp.127-128. . Русские названия впервые обнаруженных видов часто карандашом вписывались в его справочники, тогда как соответствующие латинские обозначения вставлялись на поля рукописей его переводчиков, чтобы облегчить перемещение книги на новую территорию 3 3 Примечания Набокова для переводчиков определеннее, чем сам текст. Сова “Parluggian” в “Аде” — явно выдумка, однако в примечании для переводчика она обозначена как Aegolius funereus. См. также дискуссию в NABOKV-L archive (февраль 1996). . Как говорит Дмитрий: “Отец любил и птицу, и слово” 4 4 В оригинале реплика Дмитрия Набокова строится на рифме “bird — word”: “Father loved both the bird and the word”. (Прим. пер.) .

Набоков тщательно обустраивал флору и фауну своей прозы, хотя редко обременял специальной информацией читателя. Несмотря на то, что бабочки и их цветущие “хозяева” — растения — были первой любовью Набокова, птицы также занимают значимое место в его прозе. Как и бабочки, птицы летают; как и цветы, они замечательны по форме и цвету; но, в отличие от бабочек, они поют. В окружении околонаучных и фольклорных представлений они так же стали более чем общим местом в литературе и искусстве.

Набоков — искушенный лепидоптеролог-профессионал и универсальный натуралист — заявлял о своей некомпетентности в орнитологии. Его рецензия в “New York Times Book Review” (1952) на издание одюбоновских альбомов бабочек начинается так: “Любой, кто знает о бабочках так же мало, как я о птицах, может найти чешуекрылых Одюбона столь же притягательными, сколь притягательны для меня его нарядные, подвижные, театральные птицы. Что бы ни делали эти птицы, сердцем я всегда с ними, будь то фантастическая “Зеленая цапля” с раскрытым клювом или чересчур ярко раскрашенная “Сатурния луна” со знаменитой картинки из альбома “Птицы” 5 5 Vladimir Nabokov , Strong Opinions. New York: McGraw-Hill, 1973. P. 328. Далее в тексте SO. . Набоков был излишне самокритичен, говоря о своем незнании жизни птиц — как и о своем незнании немецкого языка. Незнание, как и знание, относительно. Хотя Набоков мог и не знать досконально анатомию, морфологию, эволюцию птиц — как бабочек, его произведения свидетельствуют о том, что он отлично знал птичью фауну и умел из своих познаний извлекать пользу для искусства. Но все это отнюдь не лежит на поверхности. Кроме того, именно он был писателем, который выбрал в качестве псевдонима название мифической птицы — сирин.

“Сирин” относится к белым (Nyctea scandiaca) или ястребиным совам (Surnia ulula), но в древнерусской мифологии, говорит Набоков, сирин — “это разноцветная птица с женским лицом и грудью, несомненно сходная с сиреной, греческим божеством”. Однако непосредственным источником набоковского псевдонима было название издательства, в котором, приблизительно с 1910 г., выходили сборники символистской поэзии (SO, 161). Несколько иной ассоциативный ряд вызывается одной проходной вещью, написанной двадцатидвухлетним Набоковым для недолго просуществовавшего трехъязычного журнала “Karussel/ Carousal/ Carrousel” и посвященной русскому кабаре. Пьеса “Painted Wood”, подписанная V. Cantaboff и охарактеризованная Бойдом как первый случай “использования Набоковым английского языка для решения художественной задачи” — это ностальгическая зарисовка на тему о том, как фольклорные формы могут представлять культуру: “Я где-то читал, что несколько веков тому назад в русских лесах водилось чудесное множество фазанов: в народных сказках они остались “жар-птицами”… Эта чудо-птица настолько сильно поразила воображение людей, что ее золотистое порхание стало самой душой русского искусства; мистические верования превратили серафима в птицу с ярко-красными глазами, длинным хвостом, золотыми когтями и невообразимыми крыльями; и ни у какого другого народа на земле нет такой любви к павлиньим перьям и флюгерам” 6 6 Brian Boyd , Vladimir Nabokov: The Russian Years. Princeton N.J.: Princeton University Press, 1990, pp.180-181. Далее в тексте Boyd. . Хотя “V. Cantaboff” не упоминает о “сирине”, одно из стихотворений данного выпуска подписано взятым незадолго до того псевдонимом Владимир Сирин. Как большая часть созданного Набоковым, имя “Сирин” имеет характерные несколько измерений: естественная история, мифология, литература и ностальгия по утраченному миру 7 7 Комментарий о значении “Сирина” см.: Gavriel Shapiro , Delicate Markers: Subtexts in Vladimir Nabokov’s Invitation to a Beheading. New York: Peter Lang, 1988, pp.9-29. .

В русских романах Набокова относительно немного птиц. В частности, это следствие приверженности Набокова урбанистическому хронотопу, где фауна минимальна — не считая голубей и воробьев. Но тип хронотопа — отнюдь не единственное объяснение относительной немногочисленности птиц в русских романах Набокова. Даже в той части “Дара”, где Федор сопровождает (правда, лишь в воображении) отца, исследователя-натуралиста, в путешествии по экзотическим краям, комментарии, касающиеся жизни птиц, очень лаконичны. По-видимому, интерес Набокова к птицам — и реальным, и “литературным” — стал возрастать лишь в Америке и затем в Швейцарии.

Флора и фауна “Ады” настолько богаты, что роман определенно можно было бы назвать набоковским Эдемом — эта тема действительно лежит в основе книги 8 8 Тема романного “Эдема” исследуется в книге: Bobbie Ann Mason , Nabokov’s Garden: A Guide to Ada. Ann Arbor: Ardis, 1974. . “Ада” — самый “орнитологический” роман Набокова. Птицы почти сорока видов — от канарейки до кондора — пролетают по его страницам. Если же выбирать какую-то одну птицу для иллюстрации на обложке, то ею могла бы стать та, что не появляется в романе, — журавль. Подзаголовок “Ады” — “семейная хроника”, и ее начальные страницы украшает генеалогическое древо. Большая часть сюжета строится на тайном несоответствии этого “официального” генеалогического древа “реальной” родословной — в английском последнее слово (pedigree) происходит от старофранцузского pie de grue, или “журавлиная нога”, благодаря причудливому сходству отпечатка птичьей лапы и традиционной генеалогической схемы 9 9 Beryl Rowland , Birds with Human Souls: A Guide to Bird Symbolism. Knoxille: University of Tennessee Press, 1978. P. 34.