Александр Етоев - Книгоедство. Выбранные места из книжной истории всех времен, планет и народов

Умение писать смешно — наверное, прирожденный дар, и не каждому писателю он дается. Это все равно что излагать анекдот. Устно его расскажет даже заика, и смешно получится практически у любого рассказчика. Но стоит коротенькую историю перенести на бумагу, как смех куда-то теряется, будто его и не было вовсе. Главный тут секрет — интонация. Перенести разговорную интонацию в текст рассказика — это замечательное умение.

Писатель Пантелеймон Романов этим умением владел вполне. Далеко за примером ходить не надо. Вот короткий рассказ «Порядок». Сюжет прост: некий человек едет с заработков к себе в деревню. Дома у него больная жена, сам он мучается катаром желудка, но тем не менее по дороге домой упрямо сходит на каждой станции и выпивает по рюмке водки. А после жалуется студенту-попутчику:

— Это прямо сил никаких нет, — не берет да и только, — сказал он.

— Что не берет? — спросил студент.

— Не пьянею отчего-то. На каждой станции прикладываюсь, и хоть бы что… Вот наказал бог!

— А зачем нужно-то?

— Да домой еду, — ответил рабочий. — Ведь у нас народ какой… ежели ты, скажем, человек работящий, а домой приехал трезвый, тихо, спокойно, со станции пришел пешочком, то тебе грош цена, никакого уважения. А ежели ты нализался до положения, гостинцев кому нужно и кому не нужно привез, да сам на извозчике приехал, тебе — почет и всякое уважение…

В конце рассказа человеку все-таки повезло. На перрон он сошел, шатаясь и горланя пьяным голосом песни. «Чей такой?» — спрашивают мужики на станции. «Семена Фролова из слободки». — «Здорово живет. Ах, сукин сын, погляди, что выделывает!» — «Вот это не даром отец с матерью растили. Сейчас приедет домой — и себе удовольствие и другим радость. А тут гнешь-гнешь спину… Тьфу!»

Тут, собственно говоря, и комментарий-то никакой не нужен.

В одной семье жутко любили играть в карты. Купили они как-то новую колоду, сели играть, а пиковая дама возьми да и подмигни сначала папе, а потом маме. Казалось бы, ничего особенного — подмигнула и подмигнула, но родители в ту же ночь исчезли. Их дочка — назовем ее Маша — проснулась и первым делом за карты, такая была в доме привычка. В других семьях сначала моются, чистят зубы, завтракают, а у них, пока не сыграют партию в дурачка, даже думать ни о чём не желают. Маша ждет одна за столом, для разминки раскладывает пасьянсы, а родителей нет и нет. Она начала волноваться, а тут еще пиковая дама ей из колоды подмигивает: жди, мол, доченька, жди, состаришься покуда дождешься. Вызвала тогда Маша милицию, та приехала, девочка им всё рассказала. Милиция засела в засаде. И вот, когда часы пробили двенадцать, стена внезапно открылась, оттуда выскочила Пиковая дама, схватила девочку и потащила с собой. Милиция бросилась за Пиковой дамой, но не успела. Стена закрылась, осталась лишь небольшая дырочка размером с двухкопеечную монету. Милиция посмотрела в дырочку и увидела такую картину: громадный стол, на столе большущий графин, наполненный человеческой кровью, рядом блюдо с человеческим мясом. А Пиковая дама сидит за этим столом, ест человеческое мясо — и кровью запивает. Разломала тогда милиция стену, схватила Пиковую даму и посадила в тюрьму. А девочку наградили почетной грамотой и путевкой в пионерлагерь «Артек».

Самое удивительное — всё в этой истории правда, от первого до последнего слова. Мой знакомый капитан милиции Клюквин (в то время еще сержант) сам лично участвовал в операции по захвату Пиковой дамы, и, как он впоследствии вспоминал, на самом деле все происходило много драматичнее и страшнее.

Жизнь, к сожалению, идет на шаг впереди любого романа ужаса. Сборник «Русский школьный фольклор» — жестокое тому подтверждение. Правдивость его безупречна, всё здесь взято из жизни и основано на действительных фактах. И приведенный выше рассказ о девочке Маше, и многочисленные истории про черную и красную руку, серую табуретку, синенький скромный платочек, желтую подводную лодку и зеленого попугая Кешу. Всё это подлинные свидетельства, увиденные и услышанные глазами и ушами самих участников и оформленные в виде литературных текстов.

В «Саге о Греттире» есть одно удивительное по выразительности место, которое я очень люблю. Вот оно:

Так идет осень, и остаются три недели до начала зимы. Тогда старуха попросила отвезти ее к морю… Сделали, как она просила. И, выйдя к морю, она заковыляла вдоль берега, как будто ей кто показывал дорогу. На пути у нее лежала большая коряга… Она взглянула на нее и попросила перевернуть. Снизу коряга была как бы обуглена и обтерта. Она велела отколоть щепочку с гладкого места. Потом взяла нож, вырезала на корне руны, окрасила их своей кровью и сказала над ними заклинанья. Она обошла корягу, пятясь задом, и нашептала над ней много колдовских слов. После этого она велела столкнуть корягу в море и заговорила ее, чтобы плыла она к Скале Острову, Греттиру на погибель… Ветер дул с моря, но старухина коряга поплыла против ветра и быстрее, чем можно было ждать.

Читаешь этот отрывок и ясно представляешь себе сцену на берегу. И дальше ясно видишь это плывущее по черной воде зло, облеченное в прогнившее дерево, направляющееся «к Скале Острову, Греттиру на погибель».

Старые исландские саги много проще и одновременно ярче, насыщеннее, правдивее и пронзительнее бесконечных фэнтезийных писаний, переполнивших современный литературный рынок. Собственно говоря, жанр фэнтези и отпочковался от них, от этих старых северных саг. Расцвел и потихонечку увядает, плодя безвкусные искусственные гибриды. Сами же саги вечны. Они не только литературные памятники. Они живут своей мудрой жизнью и делятся этой мудростью с нами. Этим они и ценны.

Знаете ли вы, как справляется Санта-Клаус с возложенной на него задачей — развезти в Новый год подарки и тихонечко их спрятать под елкой в новогоднюю волшебную ночь? Ведь подумайте только: на нашей родной планете более шести миллиардов человек населения, одних детей около миллиарда, и каждый в новогоднюю ночь ждет подарка. Невозможно, не управляя скоростью движения времени, охватить такую прорву народа. Ну так вот: для того чтобы повсюду успеть, Санта-Клаус использует так называемые обезьяньи часы-клепсидры. Они ему помогают задержать течение времени и даже повернуть его вспять, когда это особо необходимо.

Почему эти часы обезьяньи? Сейчас объясню. Способ измерения времени был придуман в Древнем Египте. Помогли в этом важном деле священные храмовые обезьяны гамадрилы, которые в древние времена считались человеку роднёй. Читаем у П. Флоренского («Философия культа», М.: Мысль, 2004, стр. 90), который в свою очередь цитирует Гораполлона по греческому переводу Филиппа: