Иван Киреевский - Том 2. Литературно–критические статьи и художественные произведения

История фанариотов восходит до взятия Константинополя. После падения сего города небольшое число знатных семейств, принужденных в нем остаться, собралось около престола патриаршего и под его сенью. С самых первых годов завоевания патриарх Геннадий получил от Магомета II позволение иметь в средине города храм, посвященный Богоматери, с названием «Неувядаемая роза». Но так как церковь сия со всех сторон окружена была мусульманскими домами, то фанатизм магометанский, воспаленный победами, не мог в такой близости видеть и слышать обрядов ненавистной ему веры. Церковь отняли у патриарха и немедленно превратили в мечеть, которая и теперь еще сохранила древнее название свое на турецком языке — Гиуль Дхамизи, «Мечеть розы». Патриарху дали другую церковь, худо выстроенную, без сводов, находящуюся в части города Фанар, неподалеку от тех ворот Константинополя, которые еще во времена восточных императоров назывались «Врата Фанарские». В сей-то части города патриарх построил себе дом, и здесь члены Синода должны были иметь постоянное жительство для управления светскими и духовными делами церкви и народа. Здесь собрались оставшиеся члены знаменитых фамилий столицы, составив сословие белого духовенства, существующего в одной Восточной церкви. Наконец в сей же части города и почти в ту же эпоху построено училище константинопольское, названное «Патриаршим училищем».

Белое духовенство во времена Восточной империи составляло свиту и двор патриарха, по взятии же Константинополя осталось почти при одних титулах и доведено было до крайней бедности. Но с тех пор, как грек константинопольский Панаиотаки получил должность драгомана оттоманской Порты, как Александр Маврокордатос был преемником его в сем важном достоинстве, прежде них не занимаемом ни одним греком, особенно же с того времени, как сын Александра Николай Маврокордатос сделан был господарем Валахии и правление Молдавии с Валахиею исключительно предоставлено было грекам, происходящим от знатных фамилий Константинополя, с тех самых пор семейства, расположившиеся в Фанаре, постепенно размножались и богатели. Вникая более и более в дела министерства, сии греки составили особенную касту, всенародно признанную турецким правительством. Хотя, подобно прочим своим соотечественникам, фанариоты были рабами, однако же они занимали должности, уважаемые самими турками и их правительством. Имея почти совершенно на своих руках дела внешние, которые турки должны были препоручить им по своему невежеству и неспособности, они вынуждены были приобретать многочисленные сведения, потребные для сей части управления, для той же цели старались они о воспитании детей своих. Основательное изучение греческого, латинского, италианского, французского и главных трех восточных языков, турецкого, арабского и персидского, было предварительным условием и необходимым орудием для успешного прохождения трудного и желанного поприща должностей, до коих констатинопольские греки могли достигнуть. Фанариоты, видевшие в просвещении источник своего повышения, своей силы и своих привилегий, дорожили людьми образованными и всем имуществом своим покровительствовали тем из сограждан своих, в коих находили достоинства и сведения. Ученые греки со всех сторон стекались в Константинополь, где умели ценить и награждать добродетели и дарования. Молодые фанариоты, назначенные для политических занятий, воспитывались под просвещенным надзором родителей, с юных лет проникнуты были высокими чувствованиями и научались говорить языком чистым и отличным от простонародного. Самые женщины фанариотские говорили и писали хорошо и приятно на отечественном языке своем. Когда мы особенно станем рассматривать произведения новогреческой словесности, мы назовем многих константинопольских женщин, коих творения заслуживают внимания. Если бы я хотел унизиться до декламации, обильной одними фразами, я еще много бы мог распространяться об услугах, оказанных фанариотами моему отечеству, и пышно развить истину, уже несколько раз мною повторенную. Но начиная писать о сем предмете, я счел обязанностию поставить себе за правило (и здесь более, нежели где-нибудь) ничего не говорить такого, чего бы я не мог доказать немедленно, и представлять только дела как единственные доказательства достоверности историка.

Должно ли удивляться, что султан, повеления коего считаются приговорами неизбежными, как судьба , попирает ногами законы, уставы, права, однажды данные, особливо в отношении к народам, по его мнению рожденным для рабства, с коими он обходится как с существами нечистыми, предметами отвращения и омерзения.

Победоносные турки дали патриархам константинопольскому, александрийскому, антиохийскому, иерусалимскому, архиепископам и епископам греческим грамоты, содержащие в себе важные права. Но права сии, дарованные тиранами презренным рабам, могли ли сохраниться неизменными, если бы какая-нибудь важная причина не поддерживала их ненарушимости? Если отвергать существование сей причины, то необходимо должно признать оттоманскую Порту правлением самым справедливым, самым совестным, прямодушным и отеческим. И так необходимо допустить должно, что некоторого рода человеческое провидение постоянно хранило целость сих прав, единственного прибежища народа. Те из греков, которые имели влияние на Великую Порту, беспрерывным посредничеством утешали, смягчали рабство соотечественников, принимали к сердцу их блага, облегчали злоупотребления и по возможности отклоняли жестокие приговоры областных начальников.

Права сии, поддержанные фанариотами, особенно относились к духовенству и тем самым были весьма важны для сохранения греческой нации. Патриарх и архиепископы не могли быть избираемы без согласия Синода и старейшин народных, пребывающих в Константинополе. Архиепископы были бессменны. Патриарх, с утверждения султанского, мог осуждать на изгнание греков, обесчестивших себя порочной жизнию. Патриарх, так же как и господарь Молдавии и Валахии, имел агента , через которого вел свои официальные сношения с оттоманской Портою. Областные начальники и паши не могли ни под каким предлогом вмешиваться в дела церковные, ни переносить их в подвластные себе судилища. Единственные законные судьи были патриарх и Синод, составлявшие некоторого рода присутственное место. Имущество духовных лиц по смерти их не бралось в казну, и они составляли единственное исключение из закона, по которому султан есть наследник всякого, кто умер бездетным. Таковы были некоторые из главных пунктов сих грамот, или привилегий, но, противореча явно выгодам и предрассудкам турков, они не могли бы уцелеть без деятельно хранящей силы — сия сила заключалась в доверенности, которой пользовались фанариоты. Зная совершенно язык своих властителей, их предрассудки, обычаи и нравы, пользуясь преимуществом, которое многоразличные сведения и хорошее воспитание дают над невежеством, они легко вкрадывались в расположение вельмож, искусно овладевали ими, управляли ими по своему произволу. Грек, занимавший место секретаря — драгомана Порты, правил почти всеми дипломатическими делами, агенты господарей молдавских и валахских с дарами и деньгами беспрестанно обходили всех министров, всех корыстолюбивых улем и магическим очарованием голландских червонцев ослепляли глаза их, смягчали их жестокосердие, способствовали решению дел самых трудных и самых важных для народа греческого. Опираясь на сих государственных вельмож, сделавшихся, так сказать, их поправителями, фанариоты распространяли влияние свое на внутренность сераля, на министерство и духовенство турецкое и по возможности препятствовали областным начальникам явно стеснять права греческого духовенства или разорять подданных.