Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма

Быть может, именно страх перед тем, что приговор будет признан недействительным, и вынудит Суд проголосовать за пересмотр. Судьи проявят беспросветную тупость, если откажутся от пересмотра и попадут под угрозу отмены приговора.

Итак, я жду развязки более или менее спокойно. Разумеется, я вернусь сразу после приговора, каков бы он ни был. Но могут встретиться кое-какие осложнения, которые меня задержат. Это было бы ужасно. Я еще готов оставаться здесь, пока не закончу свой роман — то есть еще месяц, по уж после этого мне не выдержать.

Будем надеяться на лучшее. Я здоров, работаю хорошо. Всю эту огромную трагедию я, очевидно, пройду, не бросая своего дела, и в этом большое мое утешение.

Пережитые страдания и волнения раскроют наше сердце и обогатят ум.

Искренне Ваш.

Четверг, 27 апреля 1899 г.

Да, это правда, дорогой, верный друг, я только что пережил период мучительной тревоги и отчаяния. Я был в состоянии душевной «сухости», как выражаются мистики. Я утратил веру. Слишком уж много было лжи, слишком много несправедливости, казалось, что истина и правосудие уже невозможны. Я и в самом деле считал, что все кончено. И даже сейчас, чтобы разделить Вашу прекрасную уверенность, мне приходится сделать над собой усилие — столько раз мы обманывались и так велик мой страх оказаться во власти новой иллюзии.

Но Вы правы, — быть может, на сей раз это победа. Ваше письмо для меня большая радость. Победа эта была предрешена, я никогда не сомневался в ее приходе. Но как ужасно было бессилие человека перед лицом такого нагромождении мерзостей! Мне хотелось бежать, хотелось укрыться где-нибудь на необитаемом острове. У меня было физическое ощущение, что этим воздухом невозможно дышать, что надо искать какое-то убежище.

То, что Вы рассказали о Лабори, немного удивило меня. Мне показалось, что он настроен пессимистически, но полон мужества. Он приезжал ко мне перед тем, как дать решительное сражение. Думаю, впрочем, что уже тогда он был болен. Он успеет поправиться — события будут развиваться медленно, увидите сами.

Итак, надеюсь, что через месяц смогу Вас обнять. Каков бы ни был приговор, я вернусь. А пока что постараюсь закончить книгу. Я работаю, чувствую себя хорошо. Вот только телеграммы из Франции переворачивают мне душу каждое утро. Сердце мужественно, но нервы буквально не выдерживают всех этих треволнений. А каково вам, тем, кто живет в самой гуще! Что ж, быть может, все, что происходит, расширит горизонты нашего сердца и ума. И пойдет нам на пользу.

Благодарю за утешение и поддержку. Дружески обнимите за меня Вашу милую жену, как я обнимаю Вас, мой добрый, верный друг.

Чуть не забыл. Прошу Вас, дорогой мой, передать Себастьену Фору, что с тех пор, как я стал членом Общества литераторов, мне, к сожалению, уже нельзя больше распоряжаться переизданием моих романов. Возможно, я еще найду способ уладить это дело, но попросите его подождать до моего приезда в Париж.

Париж, 7 июня 1899 г.

Милостивые государи и дорогие собратья по перу!

Я счастлив и горд, что могу мыслью и всем своим сердцем писателя присоединиться к вам в день, когда вы празднуете юбилей вашего гениального, вашего бессмертного Пушкина, родоначальника современной русской литературы.

Я познакомился с ним, главным образом, благодаря большому моему другу — Тургеневу, который часто и с восторгом говорил мне об этом универсально образованном человеке, превосходном поэте, глубоком и ярком романисте, поклоннике свободы и прогресса, об этом совершенном образце, который вы предлагаете своим детям, чтобы научить их писать и мыслить. И я полюбил его, как надлежит любить те могучие умы, чье национальное творчество является вкладом в сокровищницу всего человечества.

Минуя границы, я посылаю ему дань своего глубокого восхищения. Писатели всего мира обязаны выразить ему в этот день свое благоговение. И это празднество станет подлинным празднеством всеобщей цивилизации и всеобщего мира.

Примите, милостивые государи и дорогие собратья по перу, уверения в моих братских чувствах.

Париж, 6 июля 1899 г.

Капитан, если я не оказался в числе тех, кто написал Вам немедленно по Вашем возвращении во Францию, и не выразил всего своего сочувствия, всей своей симпатии, причиной тому было опасение, что мое письмо останется непонятым Вами. Мне хотелось дождаться, чтобы Ваш замечательный брат увидел Вас и рассказал о нашей длительной борьбе. Только что он принес мне добрую весть о том, что Вы здоровы, полны мужества, веры в справедливость, и вот я могу излить перед Вами свои чувства, зная что теперь Вы уже поймете меня.

О, ваш брат — герой! Он был олицетворением преданности, храбрости и мудрости. Именно благодаря ему мы полтора года громко кричим о Вашей невиновности. Как он обрадовал меня, сообщив, что Вы выходите из могилы живым, что эти чудовищные страдания сделали Вас еще благороднее и еще чище! Ибо дело еще не кончено; Ваша невиновность, когда о ней будет объявлено во весь голос, должна спасти Францию от моральной гибели, на грани которой она находится. До тех пор, пока невинный будет находиться за решеткой, для нас нет места среди благородных и справедливых народов. Сейчас главная наша задача состоит в том, чтобы вместе с торжеством справедливости принести Вам успокоение и наконец-то умиротворить нашу бедную и великую страну, завершив дело восстановления истины и явив всем того человека, ради которого мы сражались и в котором воплотилось для нас торжество человеческой солидарности. Когда невинный поднимется во весь рост, Франция вновь станет землей справедливости и добра.

К тому же Вы спасете и честь армии, той армии, которую Вы любили, которой отдали все Ваши устремления. Не слушайте тех, кто кощунствует, кто хочет возвеличить ее ложью и несправедливостью. Это мы — истинные ее защитники. Это мы будем приветствовать ее в тот день, когда Ваши товарищи, оправдав Вас, явят миру самое священное и самое высокое зрелище — признание ошибки. В этот день армия будет представлять собой не только силу, она будет представлять собой справедливость.

Сердце мое переполнено, и я могу лишь послать Вам всю мою братскую любовь за то, что выстрадали Вы, за то, что выстрадала Ваша неустрашимая жена. Моя жена присоединяется ко мне, и все самое лучшее, самое благородное, самое нежное, что есть в наших сердцах, мне хотелось бы вложить в это письмо, чтобы дать Вам почувствовать — все честные люди с Вами!