Сергей Беляков - Сборник критических статей Сергея Белякова

Досадные помехи возникали на каждом шагу. Вот супруги решили отобедать в заведении с несколько странным названием “Биржевой зал и литературный кабинет”: “Нас сначала вообще не поняли (ужасно глупы эти немцы). Я должна была долго растолковывать, что мы желаем” [173] Там же. С. 17. , — пишет Анна Григорьевна. Нелегко было делать даже небольшие покупки: “…решительно не понимают, о чём мы спрашиваем” [174] Там же. С. 108. , — жалуется (а спрашивали они у продавца о землянике и клубнике, до которых супруги были большими охотниками). “И всё у немцев так, — вновь делает вывод Анна Григорьевна, — никогда ничего хорошенько не поймут” [175] Там же. С. 119. .

Почему же немцы не понимали Достоевских? Может быть, им неверно показывали дорогу по незнанию? Возможно, но не всякий же раз! Немецкий, в то время деливший с французским место одного из основных языков международного общения, знали оба супруга. Другой вопрос, насколько хорошо? Анна Григорьевна учила немецкий в училище св. Анны в Петербурге, а затем — в Мариинской гимназии. Шиллера она читала, разумеется, в оригинале. Но разница между устной и письменной речью достаточно существенна (особенно в немецком). Читатель Шиллера не обязательно поймет речь кельнера. Правда, сама Анна Григорьевна не раз упоминает (видимо, не без удовольствия), как местные жители хвалили ее немецкий [176] Там же. С. 22, 230. . Но встречаются и свидетельства другого рода. В один из первых дней путешествия в вагоне берлинского поезда оказался какой-то “жид, который сначала заговорил с нами по-немецки, но потом, видя, что мы затрудняемся ему отвечать, перешел на русский” [177] Там же. С. 7. . Немка, с которой Анна Григорьевна плыла на пароходе по Эльбе, заметила, что русская путешественница “не привыкла разговаривать по-немецки” [178] Там же. С. 48. . Не привыкла. В этом все дело. Фёдор Михайлович знал язык ещё хуже [179] Там же. С. 115, 157, 208. .

Вряд ли Анна Григорьевна не догадывалась, что похвалы её немецкому были, скорее всего, лишь комплиментами. И всё же она не только обвиняла встреченных ею немцев в глупости, но и делала широкие обобщения: глупы все немцы, глуп народ! Глупость немцев для неё нечто естественное, не подлежащее сомнению. Заметим, такой вывод делает не купец-самодур с Охотного ряда, не мещанин-черносотенец или неграмотный мужик. Его делает умная, образованная, вполне “передовая” дама, и её мнение разделяет гениальный писатель, один из умнейших людей своего времени.

Не только плохое знание языка, но и непонимание местных обычаев заставляет Анну Григорьевну вновь и вновь повторять свой тезис: “Немцы так глупы, что невыносимо: прибьют надпись [о том, что сдаются меблированные комнаты. — С.Б.] к воротам дома, а не позаботятся прибить такую и к дверям. <���…> немцы ужасно бестолковы, до крайности” [180] Там же. С. 11. . Федор Михайлович вполне разделял мнение супруги об умственных способностях немцев. 28 июня (10 июля) в Баден-Бадене Достоевский посетил И.С. Тургенева. Во время беседы, протекавшей не особенно дружественно, автор “Преступления и наказания” заявил, “что он в немцах только и заметил, что тупость, да кроме того, очень часто обман” [181] Там же. С. 131. . В письме к А.Н. Майкову Достоевский, упоминая об этом разговоре, заметил: “Право, черный народ здесь гораздо хуже и бесчестнее нашего, а что глупее, в том и сомнения нет” [182] Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений в 30 т. — М., 1985. Т. 28. Кн. 2. С. 211. .

Несмотря на молодость, Анна Григорьевна обладала задатками хорошей, расчетливой хозяйки. В её дневнике мы найдём множество упоминаний о том, сколько стоил найм квартиры, новая шляпка, фунт вишен. Встретим немало и жалоб на дороговизну. Некоторые из них весьма примечательны. Вот в Баден-Бадене она купила пирожок с орехами: “…за пирожок просят 6 kr. (крейцеров), около 6 копеек, это довольно дорого: у нас в лучших булочных продают за 5 копеек” [183] Достоевская А.Г. Дневник. С. 175. . Ещё большее возмущение вызвала дороговизна клубники в Дрездене: “Это просто возмутительно дорого. Это точно как у нас, у Елисеева” [184] Там же. С. 87. . Следовательно, русский коммерсант имеет право торговать по высоким ценам, а немецкий, очевидно, нет. Значит, одно и то же действие по-разному оценивается в зависимости от того, своим оно совершено или чужим. Это незначительное на первый взгляд обстоятельство чрезвычайно важно, ведь это не что иное, как двойной стандарт.

Двойной стандарт — не порок, он естественен, изначально присущ самой природе человека. Более того, это один из основных принципов человеческих взаимоотношений. К примеру, если русский солдат на войне убивает немца — мы считаем его героем, если немец убивает русского — он враг, он преступник. Если к вам в квартиру проникнет вор, вы схватитесь за винтовку, за топор, на худой конец за табурет, но вряд ли возьметесь за оружие и станете звонить в милицию, если к вам зайдет жена или дочь. В нашем случае Анна Григорьевна прощает высокие цены русским, не прощая их немцам.

Высокие цены служат для Анны Григорьевны доказательством алчности и нечестности немцев: “Ох уж эти немцы, — ничего даром не покажут, за всё заплатить нужно непременно” [185] Там же. С. 165. . “Просто ужас какие неслыханные цены. Вот эта немецкая честность!” — возмущается жена писателя ценами в Баден-Бадене, популярном курорте, где к тому же была рулетка, собирались люди с капиталом и, следовательно, аккумулировались немалые деньги. Цены, как известно, определяет рынок. Если покупатель готов платить — значит, торговцу нет резона их снижать. Обвинять его в нечестности несправедливо. Но Анна Григорьевна считает иначе. Про кучера, взявшего с Достоевских больше, чем следовало, сказано: “Немец и тут воспользовался, хоть на грош, да украл” [186] Там же. С. 114. . Неудивительно, что примеры настоящего мошенничества воспринимались Достоевским как неопровержимое доказательство нечестности немцев: “…эта немка [официантка в кондитерской. — С.Б.] нас всё-таки обманула на 3 pfen. [пфеннига]… Уж эти мне немки” [187] Там же. С. 86. . Другой раз Фёдор Михайлович, повздорив с торговцем, недодавшим ему сдачу, заявил, что “нигде нет столько мошенников, как в Германии” [188] Там же. С. 229. . Опять-таки Достоевские переносят вину в отдельных случаях мошенничества на всех немцев, на весь народ Германии.

Всё познаётся в сравнении. Надо ли доказывать, ссылаясь на бесчисленные свидетельства источников, включая и художественную литературу (в том числе произведения самого Достоевского), что в России также было немало мошенников? Ограничусь примером из дневника нашей героини. Анна Григорьевна упоминает, что в одной из дрезденских библиотек ей без разговоров вернули залог за книгу. Едва ли не впервые Анна Григорьевна довольно скупо похвалила немцев, заметив, что: “Русский бы не так сделал, а непременно бы залог на что-нибудь да употребил” [189] Там же. С. 82–83. . Очевидно, невозвращение залога (весьма наглое мошенничество) было в то время в России в порядке вещей, однако ни Анне Григорьевне, ни Фёдору Михайловичу не приходило в голову обвинять русских во врождённой нечестности. Зато нескольких случаев обсчёта оказалось вполне достаточно, чтобы объявить немцев народом плутов и мошенников.