Яков Цукерник - Три комиссара детской литературы
- Название:Три комиссара детской литературы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Яков Цукерник - Три комиссара детской литературы краткое содержание
Три комиссара детской литературы - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
И, видимо, выход и впрямь в если не «спуске за борт», то уж наверняка в вывозе их из школы на тачках силами самих ребят. Мы ещё встретим в сказке «Ковёр-самолёт» завуча с такими же взглядами на школьников, как на пока ещё не пойманных, но несомненных преступников. Одного такого монстра, как Александр Викентьевич, для школы хватило бы, но классная руководительницца его безоговорочно поддерживает, а директорша ни словом не осудила. Но будь в наличии только этот конфликт — легко было бы его решить. Однако буквально через несколько минут выяснилось, что деньги-то и впрямь были украдены. Правда, никто в школе не попытался уточнить — сколько тех денег пропало. Раз практикантка получила сорок рублей стипендии, то ясно. что и украли все сорок… А было всего четыре рубля — видать, плохо держатся деньги у наших практиканток… Вообще-то кража есть кража, но раз уж начальство развило такую бурную деятельность, то могло бы и узнать, из-за чего именно шум поднят. Могло бы… А зачем?
«Не будь я Тарас Скотинин, если у меня не всякая вина виновата!» Ведь и в «Валькиных друзьях и парусах» расправу над Валькой производят, так и не попытавшись выяснить, что именно произошло. А просто — виноват ты или не виноват, но раз тебя вызвали и в чём-то (даже не зная — в чём именно) обвинили — покайся. Тогда простят. Или хоть меру наказания снизят… Как у Щедрина в «Орле-меценате» «городовой бляха номер такой-то высмотрел, выхватил и, рассмотрев, простил». И где-то у него же: «Не виновен, но заслуживает снисхождения»… Застегни тогда после порки штаны, встряхнись и беги строить с верящими тебе малышами крепость из песка. А ты упрямишься, ещё что-то там такое нам доказывать смеешь — значит, ты виноват и нет тебе прощения. Исключим из пионеров…
Так и здесь — и для Евы Петровны Красовской (она же «Евица-красавица»), и для директора тоже — всё абсолютно ясно. Директорша позволяет себе сказать при всём классе, что «там, где он (Кирилл) скоро окажется, его остригут как надо». «Там» — в колонии… А ведь понятие «презумпция невиновности» после ХХ съезда КПСС перестало быть «вещью в себе» его узнали слишком многие, чтобы среди них не нашлось хотя бы немногих, способных дать смертный бой любителям прежних порядочков. А Кириллу, об этих порядочках не знающему по молодости лет (ведь живёт он в странное время, когда гнойник выпущен, а причины его появления объявлены не имевшими места и о нём самом говорить тоже не велено, так что о нём знают лишь те, кому однажды зачитали доклад Хрущёва на съезде и спрятали тот доклад в сейфы, запретив его публикацию), даже в голову не приходит, что такие порядочки были возможны в стране, созданной красными конниками, и потому он и такие, как он, оказываются беззащитными против вновь сорганизовавшейся и прущей вперёд культовской сволочи. Но бывает сила и в слабости, в моральной чистоте. Не одного Кирилла, а большинства выросших после ХХ съезда детей, которым внушили, что «всё хорошо, прекрасная маркиза», и что «революция продолжается», причём и книги о революции и её героях выходят, и идеалы её подаются в самом незапятнанном виде. Отметим, что в «Колыбельной для брата» нет разговоров ни о революции Октябрьской, ни о советской истории. Но Кирилл — прямая родня Серёжи Каховского и Генки Кузнечика, а у таких ребятишек завоевания революции — право ходить с гордо поднятой головой и право принимать бой с лезущей откуда бы то ни было сволочью — в крови и в генах. Они ещё есть, такие ребята и девочки, пусть их и мало уже осталось. И они органически не приемлют творящегося в школе — когда понимают (не сразу, к сожалению) — что именно происходит вокруг них. А директорша этого не поняла. Возможно, она обо всём этом и не задумывалась ни разу в жизни — её учили, выучили и отправили учить других, как новый вирус лезет переналаживать механизм самовоспроизводства клетки живого организма, чтобы вместо новой клетки появились вирусы нового поколения. Потому-то ей и не приходило в голову вести себя иначе, чем она повела себя в приведённом выше диалоге с Климовым и в отзыве о Кирилле.
К концу повести она всё же несколько поумнеет и в разговоре с Кириллом в коридоре будет вести себя как с равным партнёром, даже признает, что и учителя способны на ошибки. Резкая реакция не класса в целом (куда там!), а хотя бы двух мальчишек окажется способной сбить её с глупой позиции, на которую она было взгромоздилась. И прозвище «Мать-генеральша» тоже заставит её призадуматься. Но — над чем? В том же разговоре она проговорится: «Ненужный, совсем ненужный конфликт. Зачем этот накал, Векшин?» Вот в чём дело: накал, приданный конфликту пока что только одним мальчишкой (второй пока только иронизировал, но не боялся, а это тоже было непривычно ей). Но за ними могут подняться и другие, это может дойти до начальства… Вот почему попятилась она, такая с виду грозная и несокрушимая. Что ни говори, гораздо спокойнее, когда ты бьёшь, а тебе сдачи не дают — так и «железной рукой» прослывёшь в глазах начальства. А то приходится умнеть…
Вообще-то такое «поумнение» немногого стоит. Окажись её начальство более откровенным и прикажи ей давить в школе все остатки советского образа мыслей, твёрдо пообещав поддержку — пожалуй, не взбунтовалась бы, как не взбунтовались войска генерала Монка в послекромвелевской Англии, когда их командир призвал в страну сына казнённого одиннадцать лет назад короля. Самостоятельно же действовать она неспособна — своих твёрдых убеждений у неё нет.
А вот Ева Петровна Красовская со своих позиций не отступит. Не такой она человек. Вообще-то у Крапивина есть целая серия подобных женских характеров. В «Старом доме», например, это Аделаида Петровна, считавшая, что все её обижают; в «Болтике» — старшая пионервожатая Римма Васильевна, а в «Бегстве рогатых викингов» — Нина Валерьевна. «То, что она тяжело больна, подразумевалось само собой. А если кто-нибудь спохватывался и пытался узнать о её болезнях подробнее, Нина Валерьевна медленно и выразительно поднимала глаза на невежу. „Как же вам не стыдно? — говорил этот взгляд. — Мучить бедную женщину, жизнь которой висит на паутинке!“
И невеже делалось стыдно.
Чтобы окружающие не забывали о её страданиях, Нина Валерьевна постоянно сообщала: „Ах, как у меня болит голова“. Фразу эту она произносила регулярно через четыре с половиной минуты.
То, что ей приходится воспитывать Вику, Нина Валерьевна считала подвигом. Она так и говорила: „Надеюсь, люди когда-нибудь поймут, какой подвиг я совершаю“».
Но Вика не понимала, слушаться не хотела и не было на неё управы у занятой своими хворями тётки. В данном случае бодливой корове бог рог не дал. А вот Евица-красавица рога имеет и характер у неё бодучий, что видно из нижеприводимого отрывка:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: