Р. В. Иванов-Разумник - М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество

Сохранившийся на 36 листах полный автограф черновик этой пьесы показывает нам, что первоначально «Смерть Пазухина» включалась Салтыковым в цикл «Губернских очерков». Пьеса эта сперва была озаглавлена «Смерть», потом заглавие было переделано на «Царство Смерти», при чем полное заглавие черновика гласит: «Губернские очерки. Царство Смерти. Комедия в 4х действиях». Таким образом видно, что по первоначальному замыслу Салтыкова пьеса эта должна была войти в то, что выше мы назвали четвертым томом «Губернских очерков» [118] Рукопись Салтыкова в Бумагах Пушкинского дома, из архива М. Стасюлевича . В первой книге октябрьского номера «Русского Вестника» за 1857 год комедия эта появилась уже под заглавием «Смерть Пазухина» и с посвящением В. П. Безобразову, так много сделавшему для появления «Губернских очерков» на страницах «Русского Вестника». Последний, третий том «Губернских очерков» вышел в сентябре 1857 года; пьеса Салтыкова появилась в следующем же октябрьском номере журнала.

Старик Пазухин, семья его сына Прокофия Иваныча, приживалка Живоедова и целый ряд других лиц целиком взяты из Островского; статский советник Фурначев с женой Настасьей Ивановной и отставной подпоручик Живновский перешли в пьесу со страниц «Губернских очерков». Интересно отметить и отраженное влияние «Смерти Пазухина» в свою очередь на позднейшее творчество Островского: мещанин Никола Велегласный, начинающий собой пьесу Салтыкова, впоследствии был развит Островским в приказного Мудрова («Тяжелые дни»); из слабо набросанного Салтыковым лица Островский сделал яркий тип.

Первоначальные заглавия «Смерти Пазухина» заставляют думать, что «Царство Смерти» могло подать Салтыкову первую мысль для «Книги об умирающих»; отказавшись от продолжения «Губернских очерков», Салтыков несомненно включил бы в «Книгу об умирающих» и эту столь подходящую для нее по теме пьесу, если бы вскоре не отказался и от плана осуществления этой своей второй книги. Вообще надо сказать, что темы продолжения «Губернских очерков» и составления «Книги об умирающих» — тесно пересекаются между собой, так что совершенно естественен переход от одной книги к другой в творческих планах Салтыкова 1857–1859 гг. Что же касается драматической формы «Смерти Пазухина», то первые попытки ее мы видели уже в «Губернских очерках», где драматические сцены представляли собою целый отдел. Мы еще увидим, что через несколько лет Салтыков сделал и еще одну — последнюю — попытку написать большую вещь в драматической форме, попытку тотчас же признанную им самим окончательно неудачной. В драматической же форме им было написано в начале 1858 года «Утро у Хрептюгина» — как сейчас увидим, всецело взЯ-тое из черновика «Смерти Пазухина».

«Утро у Хрептюгина», напечатанное в февральском номере «Библиотеки для Чтения» за 1858 год, должно следовать за «Смертью Пазухина» не только вследствие общности драматической формы, но и строгохронологически, так как оно представляет собою не что иное, как выделенный в особую пьесу ряд сцен из черновика «Смерти Пазухина» («Царства Смерти»). Пятая сцена этой первой редакции начиналась с появления сына Прокофия Пазухина, Гаврилы Прокофьича, извещающего о прибытии чиновника особых поручений при князе Чебылкине, Разбитного, хорошо известного читателю уже по «Губернским очеркам». Далее в «Царстве Смерти» следовал ряд сцен, изъятых автором из «Смерти Пазухина» и сделанных отдельным драматическим очерком «Утро у Хрептюгина». Гаврило Прокофьич совсем исчез из «Смерти Пазухина» (о нем только упоминается в этой пьесе) и обратился в молодого Хрептюгина (DИmИtrius), уже выведенного в очерке «Хрептюгин и его семейство» из «Губернских очерков». Там ему, однако, было только восемь лет; здесь, в «Утре у Хрептюгина», он уже великовозрастный двадцатилетний балбес, выросший за полгода между появлением этих произведений на целые двенадцать лет. Проходимец Понжперховский, отставной штаблекарь Доброзраков — целиком перенесены из черновиков «Смерти Пазухина» в «Утро у Хрептюгина»; приживалкаэкономка Хрептюгиных Гнусова переименована из такой же экономкиприживалки Живоедовой в «Смерти Пазухина». Таким образом «Утро у Хрептюгина» является лишь фрагментом черновика «Смерти Пазухина», вынутым из пьесы и сделанным самостоятельным драматическим очерком. Все это станет совершенно ясным, когда на ряду со «Смертью Пазухина» будет напечатано и неизданное доселе «Царство Смерти».

Мы видим таким образом теснейшую связь между «Утром у Хрептюгина» и «Губернскими очерками» через промежуточную ступень составлявшего часть последних «Царства Смерти». Можно указать даже, в какой отдел предполагаемого четвертого тома «Губернских очерков» Салтыков собирался внести «Утро у Хрептюгина». В «Библиотеке для Чтения» эти сцены напечатаны под общим заглавием «Губернские честолюбцы», за которым под номером римской единицы следует «Утро у Хрептюгина». Отсюда ясно, что Салтыков собирался написать второй (а может быть, и третий, и четвертый) очерк для этого нового отдела «Губернских честолюбцев», но не осуществил этого плана, вообще отказавшись от продолжения «Губернских очерков».

В тот же месяц, когда «Смерть Пазухина» была напечатана в «Русском Вестнике», на страницах «Современника» появился очерк Салтыкова «Жених», с подзаголовком «Картина провинциальных нравов» и с посвящением другу Салтыкова той эпохи, профессору истории П. В. Павлову, оказавшему в то время значительное влияние на исторические взгляды Салтыкова и даже на круг тем его произведений той эпохи. Очерк «Жених» постигла та же судьба, что и «Смерть Пазухина»: Салтыков никогда не перепечатывал его в сборниках своих произведений, и очерк этот так и остался до сих пор погребенным на страницах «Современника» 1857 года, а потому и неизвестным громадному большинству читателей. В этом случае Салтыков был вполне прав: очерк был крайне неудачным, совершенно не самостоятельным и не мог итти в сравнение с другими из «Губернских очерков». А между тем принадлежность «Жениха» именно к «крутогорскому циклу» совершенно несомненна, как несомненно и то, что очерк этот должен был входить в состав предполагаемого четвертого тома «Губернских очерков».

Уже первые строки очерка «Жених» приводят читателя «к гостинице губернского города Крутогорска», а на последующих страницах перед нами дефилируют, точно на параде, разнообразнейшие герои, встречавшиеся в первых трех томах «Губернских очерков». Здесь и купец Пазухин, и статский советник Фурначев, и Порфирий Петрович, и генерал Голубовицкий с женой, и помещик Загржембович, и чиновник особых поручений Разбитной, и губернский Мефистофель Корепанов, и приятное семейство Размановских, и божья коровка Рогожкин, и авантюрист Горехвастов. Упоминается и статский советник Стрекоза, прошедший до самых последних произведений Салтыкова, и влиятельная столичная дама Каролина Карловна, содержанка некоего «барона», которую в уже знакомых нам статьях 1861 года Салтыков именовал Матреной Ивановной, а в пьесе «Тени» — Кларой Федоровной, и прототипом которой была пресловутая Мина Ивановна, содержанка графа Адлерберга. Но не в этих эпизодических лицах дело, а в тех главных героях «Губернских очерков», которые собраны целой коллекцией в очерке «Жених», устанавливая этим самую тесную связь между этим очерком и всем крутогорским циклом.