Константин Бурцев - Южный Урал, № 10

Они подождали несколько минут, пока Рая справилась с волнением, потом она рассказала им, из-за чего все это началось, как ведет себя Маня на производстве.

Гончаров слушал и беспокойно постукивал пальцами по столу. Наконец, он не выдержал, резко встал и заходил по комнате, сердито косясь на Раю:

— Ну, а ты что? Молчала? Терпела?

— Я думала — пройдет. Это у нее от зависти, — вздохнула Рая.

— Думала, думала! А сколько валов в брак ушло — знаешь? — он показал Рае рапортичку. — Вот, смотри: за одну неделю растеряли все, чего достигли за полгода. Не-ет, тут надо действовать решительно и быстро!

Он порывисто нажал кнопку звонка и приказал секретарю вызвать с линии Маню.

Тихо стало в кабинете. За стеной глухо рокотал корпус. Порой все предметы в комнате начинали вздрагивать от упругих,, приходящих как бы из-под земли, толчков, — то вступали в действие прессы холодноштампового цеха. В такт толчкам вздрагивали и дребезжали стекла в окнах.

Гончаров ногой подвинул кресло к столу, сел и стремительно, завертел в пальцах мимоходом подхваченную ручку.

— Чорт его знает, что такое! — с досадой проговорил он. — Тащили, тащили линию в передовые, и вдруг из-за какой-то взбалмошной бабы все идет насмарку.

— Будет тебе! Спокойнее надо! — прервал его Школьников и повернулся к Рае: — Вчера ночью из Дворца звонил Сагалов, устроил мне выговор из-за тебя…

— Из-за меня? — удивилась Рая.

— Да. Не отпускаем мы тебя на репетиции… Что случилось? Почему ты не ходишь?

— Ох, товарищ Школьников, сами ж видите — не до того было!

— Ну, это не оправдание…

В это время вошла Маня. Она остановилась у порога, вытирая руки обтиркой, потом сунула ее в карман.

— Подойдите ближе! Садитесь! — приказал Гончаров.

— Спасибочко! — поблагодарила Маня, осторожно присела на краешек стула, поправила косынку и выжидательно посмотрела на Гончарова.

— Как же это так получается, а? — сурово спросил тот.

— Что такое, Алексей Васильевич? — Маня изумленно вскинула брови.

— Вы отлично знаете, о чем я говорю! — нетерпеливо поморщился Гончаров.

— Не понимаю, Алексей Васильевич! Честное слово, в толк не возьму, о чем это вы…

— Ну, так я вам поясню! — Гончаров четко и раздельно произнес. — Мы с вами прошлый раз договаривались, что вы измените поведение на производстве. Вы продолжаете безобразничать, чем это объяснить?

— Что вы, Алексей Васильевич! Да разве я позволю начальства ослушаться? Словечко плохого я ей не сказала, хоть у самой спросите. Не соврет, так правду скажет…

Она продолжала разглагольствовать, с усмешкой посматривая на всех, кто был в кабинете. Трусить было нечего: она и, в самом деле, не грубила больше Степанюк и все, что полагалось ей выполнять, как станочнице, — выполняла…

— Терпеть не могу болтовни. Ну, а это что? — Он потряс рапортичкой. — Не твоих рук дело? Полтораста валов на твоей операции!

Маня облизнула пересохшие губы.

— Разобраться надо, Алексей Васильевич… Опять же причина какая… Ежели, к примеру, станок мой разладился, а наладчица губы надула и не желает ко мне подойти, потому как она на меня обозленная…

— Неправда! — громко отозвалась Рая. Школьников успокаивающе поднял руку.

Маня блеснула глазами в сторону Степанюк:

— Помолчи-ка ты там! Привыкла за чужие спины грехи укрывать. Уж я тебя сегодня раскрою, будь спокойна!

— Как же так? — вмешался молчаливый до сих пор Антонов. — Почему у тебя раньше брака не было? Ведь могла же ты хорошо работать…

— А потому и не было, что дура была. За наладчиков работала, разным карьеристам славу добывала…

— А теперь? — спросил Школьников.

— А теперь — шабаш, ученая стала. Не буду налаживать станок, хоть провались он совсем. Не мое дело.

— Следить за станком — твое дело! — сказал Гончаров.

— А механик зачем? А мастер? А наладчик? Слава богу, есть кому последить, вон их сколько.

— Твое, оказывается, дело — включать-выключать?

— Вот именно!

— Та-ак! — протяжно, со вздохом произнес Гончаров. — Да, с такой не наработаешь. Придется убирать.

Он вопросительно посмотрел на Школьникова и Антонова: согласны ли они?

— Мне не страшен серый волк, пожалуйста! — заговорила Маня. — Не маленькая, сама понимаю: не ко двору пришлась. Райка у вас дочка разлюбезная, а я — падчерица, где уж мне у вас ужиться. Увольняйте, я заявление написала. Вот!

Она подала бумагу. Прочитав, Гончаров передал ее Школьникову и Антонову.

— «По семейным обстоятельствам…» Хм! А правильно это будет? — задумчиво сказал Школьников.

— Мягко, мягко, я тоже думаю. Уволить и указать действительную причину.

Услышав это, дрогнули обе: и Маня, и Рая. «Доигралась Манька!» — мелькнуло в голове у Раи, и она тотчас подняла руку, как школьница, просящая слово. Никто на нее не смотрел, и она громко крикнула:

— Не надо так! Не надо!

Маня выпрямилась, шея у нее вытянулась. Переводя глаза с секретаря партбюро на начальника цеха, она тупо спросила:

— Как?

— Вот так. Уволим за дезорганизацию производства, за недостойное советской работницы поведение…

Она отлично знала, что в цехе нехватает рабочих, и рассчитывала, что ее будут уговаривать не уходить из цеха, будут мирить со Степанюк.

— Вот уволим, тогда будет время все припомнить и разобраться, — жестко сказал Гончаров и обратился к Школьникову и Антонову: — Что же, так и напишем на заявлении? Не возражаете?

— Жестковато будет, Алексей Васильевич, — проговорил Антонов. — Может, переместим на другой участок?

Школьников молчал и смотрел на Маню внимательным, испытующим взглядом, словно выжидал, как дальше поведет себя станочница.

Неожиданно Маня шагнула к столу, выхватила из рук Гончарова свое заявление и спрятала его за спину. На нее растерянном, ошеломленном лице отразилась хитрость.

— Ну нет, так я вам не дамся… Ишь, чего захотели — за дезорганизацию! За то, что Райку карьеристкой обозвала? Подумайте, какая недотрога… Ишь ты!

Так бормотала она, пятясь к двери, держа заявление за спиной. Добравшись до выхода, она остановилась, не решаясь выбежать из кабинета и в то же время явно боясь оставаться здесь.

Гончаров засмеялся:

— Уж будто бы и без заявления не сумеем тебя уволить!

— Имейте в виду — я вам так просто не дамся, похлопочете вокруг меня, — пробормотала она, скрываясь за дверью.

Гончаров взглянул на часы и заторопился:

— Так как же решим, товарищи?

— Я думаю, она основательно прочувствовала свою вину, — сказал Школьников.

— Все равно на линию валов я ее работать не пущу, — возразил Гончаров.

— Это невозможно, — подтвердил Школьников.

Антонов счел момент удобным, чтобы высказать свое мнение:

— Я же говорю, как надо сделать: перевести на другой участок. И Степанюк будет от нее избавлена, и мы увидим, что из нее получится.