Иван Уханов - Каменный пояс, 1974

А еще через семь лет на берегах реки Мулымья, близ таежного сельца Шаим зафонтанировала нефтью скважина № 6, и мастер Семен Никитич Урусов поначалу онемел от радости, а потом были и смех, и «ура», и невольные слезы счастья…

Мы вышли из обкома в приподнятом настроении, немного, пожалуй, уставшие от обилия цифр и выкладок.

Вечером в концертном зале областной филармонии были открыты торжественно Десять дней советской литературы на Тюменщине. Писатели 11 союзных и 8 автономных республик, литераторы пяти социалистических стран Европы поднялись на сцену.

Читал свои знаменитые песни Илья Френкель; знакомили слушателей с новыми стихами московский поэт Виктор Боков и поэтесса-фронтовичка Юлия Друнина; сменяли друг друга на трибуне рижанин Петр Петерсон, ленинградец Вячеслав Кузнецов, Михаил Квливидзе, Раиса Ахматова, Григорий Виеру, зарубежные гости.

Было множество записок, были песни под гитару, — представьте себе! — и были шутки, дружелюбные очень в дружеском нашем многоязыком кругу.

Вскоре после начала праздника с тюменского аэродрома поднялись три вместительных самолета и взяли курс на северо-восток. Через тридцать пять минут машины одна за другой опустились на летное поле тобольского аэропорта. И была радость встреч с горожанами, с белокаменным Кремлем, с Иртышом и Тоболом.

У этих берегов четыре века назад стоял с дружиной Ермак, отсюда атаман пошел на Кучума и разбил его. Неподалеку от этих высот он попал в засаду и утонул в Иртыше. Не оттого ли герб Тобольска, основанного в 1587 году, нес на себе золотую пирамиду, украшенную знаменами, барабанами и алебардами. А синий фон герба — это Иртыш, Тобол и, может быть, синее небо над ними.

Здесь, в Тобольской губернии, с 1829 по 1856 год томились в ссылке тридцать шесть декабристов, до того погребенные заживо на каторжных рудниках Забайкалья.

В первый же день в Тобольске мы бродили по Завальному кладбищу, где похоронены Вильгельм Кюхельбекер, мятежный поэт и лицейский друг Александра Сергеевича Пушкина, где последний покой декабристов Вольфа, Муравьева, Баратынского, где бережно охраняется могила славного сына Украины поэта-революционера Павла Грабовского, завещавшего похоронить себя рядом с вечным приютом героев Сенатской площади.

Потом мы поспешили к памятнику, под которым прах великого тоболяка, автора бессмертной сказки «Конек-Горбунок» Петра Павловича Ершова. Стоя у скромного монумента, вспоминали трудную и горькую жизнь поэта, умершего в тягостной нищете. «Конек-Горбунок» — книга, от которой были в восторге Пушкин и Жуковский, произведение, которое от мала до велика знала вся читающая Россия, сказка, переведенная на десятки языков, от японского до английского и испанского включительно, — так и не смогла вывезти своего создателя из бедности.

Вечером весь город переместился к стенам Тобольского Кремля, где над деревянным возвышением для гостей задумчиво и чуть удивленно смотрел с портрета на колокольню Софийского собора и на Прямской взвоз, и на Шведскую арку все тот же автор «Конька-Горбунка».

Три часа звучали здесь стихи о тоболяках и Сибири, о высокой дружбе людей, занятых трудом во имя всех, во имя детей своих и потомков. Превосходные стихи читали об этой земле Марк Лисянский, Илья Фоняков, Раиса Ахматова. Как всегда, живо и энергично выступал Виктор Боков, трогали душу талантливые строки Марка Соболя, Юлии Друниной, зарубежных наших гостей Милослава Стингла, Анны Бедэ.

На многих языках звучали в тот вечер слова «Сибирь», «Тобольск», «Конек-Горбунок», «Конче-Вихрогонче».

О счастливой судьбе «Конька-Горбунка» в Польше говорил на русском языке варшавянин Игорь Сикирицкий. Двадцать лет назад издательство «Ксенжка и Ведза» напечатало полный перевод сказки огромным для этой страны 100-тысячным тиражом. Тираж раскупили в две недели. С тех пор детище Ершова появлялось на книжных прилавках еще пять раз. Сейчас готовится седьмое издание. Польские дети неоднократно радовались «Коньку-Горбунку» в кукольных театрах, вместе со своими детьми миллионы поляков видели сказку по телевидению. «Коник-Горбусек» отлично переведен (мы слышали его в Тобольске в чтении автора и оцепили точность и музыку братского стиха) и снабжен мастерскими рисунками известного польского художника Яна Шанцера.

Пока выступали поэты и прозаики, драматурги и переводчики, дети, пользуясь преимуществами своего возраста, пробирались на эстраду. У каждого мальчишки, у каждой девчонки были великие кипы книг. Требовались автографы и дарственные надписи, и мы не выпускали из пальцев ручек и карандашей в продолжение всего вечера.

Утром писатели были разделены на шесть бригад, у каждой — свой маршрут и свои задачи.

Наш маршрут был назван «Трассой мужества», ибо его путь лежал в глубь болот и тайги, к строителям железной дороги Тюмень — Сургут.

Разрешите мне познакомить вас с писателями, которые стали мне товарищами на длинном пути по тайге и болотам Севера.

Бригадиром у нас был выбран совсем молодой на вид, ленинградский поэт Вячеслав Николаевич Кузнецов. Он многое успел повидать в жизни, завершил учение в военно-воздушной академии, служил на Крайнем Севере, издал несколько книг стихов, стал лауреатом литературной премии имени Александра Фадеева. Что бы ни случилось в пути, Вячеслав Николаевич постоянно был ровен, вежлив, общителен.

Старше всех в группе был Алесь Евгеньевич Кучар, драматург из Минска. Выступая перед читателями, он быстро устанавливал с ними контакт. Сибиряки отлично знали его фильмы «Часы остановились в полночь», «Красные листья» и некоторые другие.

С Яковом Терентьевичем Вохменцевым и Венедиктом Тимофеевичем Станцевым я, полагаю, могу вас не знакомить: они уральцы, авторы многих книг — и земляки должны их знать.

Замыкали бригаду, по праву хозяев, тюменцы — два Николая — Кожевников и Смирнов, являвшие собой полную противоположность. Николай Павлович Кожевников, автор романов «Дороге нет конца», «Гибель дракона», «Веселая улица», был неистощим на выдумки, умел оглушительно смеяться чужим и своим шуткам, и совершенно не терпел тишины. Николай Смирнов, молодой человек богатырского роста, не в пример своему тезке, постоянно хранил молчание, то и дело что-то заносил в записную книжку и на все попытки запечатлеть его на снимках отвечал одной и той же фразой: «Я фотографироваться не люблю». Смирнов отлично знал трассу, так как работал лесорубом и путейцем в Мазурове, монтажником в пятнадцатом мостоотряде и на Салыме. Раиса Ивановна Лыкосова, как мне кажется, только начинала свой литературный путь, была сдержанна и неохотно вступала в разговоры.