Андрей Дашков - Наша фантастика, №3, 2001

— Пшел вон! — вяло огрызнулся я, а Год Тигра только рыкнул, и внутренний голос поспешил убраться восвояси.

От его финалов нас тошнило.

Из-за поворота аллеи стремглав вылетела голенастая девчушка лет тринадцати. На роликах. Она неслась на нас вихрем, в цветных налокотниках и наколенниках, пока вдруг не заложила крутой вираж, словно чего-то испугалась. Едва не поцеловавшись со старым ясенем, девчушка описала круг, второй, третий…

Я ощутил себя в центре мишени.

Вот сейчас невидимый палец тронет спусковой крючок…

Девчушка наконец решилась и по прямой подъехала почти вплотную.

— Как ее зовут? — спросила она, глядя рядом со мной и чуть-чуть вниз.

Улыбка первой травой прорастала на бледных губах, еще лишь понаслышке знающих о насилии помады.

— А тебя? — спросил я.

…Хоанга. Та, что творит добро.

Есть в этом слове нечто притягательное, слабый отзвук флейт несбывшегося, вкус липкой ириски, запретной и оттого самой сладкой на свете. Помните?..

Его неумолимо выбрасывало на Дно Вселенной, туда, где Черное Ничто распахивает миллионолетнюю пасть и гасит одинокие звезды.

В первые макросекунды Забвения он в панике метался из слоя в слой, пытаясь в этом необъятном времени, в этом вечном пространстве найти свои Здесь и Сейчас. Но неизгладимое клеймо Канона делало свое дело, и он раз за разом обваливался на Дно, раздавленный и жалкий.

Отлежавшись, он снова крался в Галактику. Там он укрывался от безжалостных солнц крутыми боками гигантских планет, сонно переваливающихся, сладко позевывающих чудовищными ураганами черных бурь. Безмятежными улыбками встречали его небольшие благоустроенные планетки, сверкающие всеми оттенками голубого и зеленого. В их добродетельно фотосинтезирующем растительном океане хрюкали, взревывали, пищали и с повседневной скукой пожирали друг друга тупые твари, с лязгом щелкающие ядовитыми челюстями, с которых падала на нежно-зеленую травку вязкая черная слюна. Здесь мирная тишина межзвездного псевдоастрала взрывалась волнами ярости, вспышками животного ужаса, ураганами ненависти и боли…

Эхо живых миров долго преследовало его. Оно звучало памятью бесчисленных поколений живого, нагло рождающегося, исступленно карабкающегося по лестнице восхождений, срывающегося со скользких ступеней в кричащую бездну, но снова и снова в бесконечном чередовании попыток перебирающего ластами, лапами, ногами в вечном стремлении вверх. Это эхо тревожило, проявляя старую боль, но он упрямо стремился к нему. Он не мог иначе.

Самыми страшными были те мгновения, когда он вдруг врывался в поток чьего-то сознания. Запах разума панически пугал его, заставляя стремглав бросаться в пучину пространства, разрываясь от невыносимых страданий, шарахаясь от страшных теней Нирманокайя. К счастью, такое случалось редко: он выбирал самые отдаленные области Галактики, бедные светом и жизнью. Когда боль отступала, он искал теплые эфирные течения и, покачиваясь в сладкой истоме, плыл, отдавшись на волю волн. В такие минуты ему казалось, что у него снова есть тело.

Он старался вспомнить ощущение здорового, сильного тела, гибкого и быстрого, могучего в своем совершенстве. Запретные вспышки былой памяти давались ему дорого. Он знал: каждое нарушение Канона удлиняет и без того огромный срок Забвения. Собственно, время для него не существовало, как не существовало и расстояние. Одной мыслью он мог вернуться к родной планете. Но тогда будет Аркана.

При мысли об этом страх захлестывал ледяной волной, срывая серый туман и с ужасающей ясностью проявляя в сознании кипящую слизь Арканы. В копошащейся тьме с животным треском лопались огромные пузыри, скрежетало, ревело и визжало на разные голоса сумасшедшее эхо. Ни один луч света не проникал сюда из остального мира. Мерзкая инфраастральная грязь седьмого подплана в Аркане казалась верхом мечтаний. Ибо из Арканы не выходили в Эволюцию. Из нее дрожащий комочек Сущности выбрасывался на Дно, с запретными переходами на все энергетические уровни высших планов.

А затем появлялся Канон. Он горел жгучим пятном запрета везде, куда бы ни обратились лучи сознания. Только очень не скоро Извергнутый привыкал к нему и уже не содрогался под его жестоким, мертвенным светом.

ИЗВЕРГНУТЫЙ!

Сколько безысходности в этом слове! И позора, страшного позора. Ведь почти все возвращались в Эволюцию. Отбыв положенный срок в седьмом подплане, возвращались туда развратники и убийцы, алкоголики и наркоманы, палачи Инквизиции и Рейха, умалишенные и самоубийцы. Неизмеримо падали в развитии черные маги — отщепенцы, не удержавшиеся от соблазна всемогущества. Но и они возвращались.

Не возвращались только Извергнутые.

Иногда он натыкался на скорлупки — единственные относительно живые существа, которые он встречал уже много вечностей.

Скорлупки почти не излучали. Серенькие и глупые, они плавали в пространстве, ничего не чувствуя, бездумно хрюкая от восхищения собой и презрения ко всему остальному. Скорлупки разлагались. Они не помнили, кем были когда-то. Не помнили, чьи чувства наполняли их кипучей, пламенной жизнью. Они не умели помнить. Они только медленно растворялись в межзвездном псевдоастрале, сбрасывая оковы формы, давая материал для созидания.

Созидание! Оно зарождалось где-то в глубине. Оно стучало пульсом каналов, звенело музыкой чакр. Оно захватывало ритмом колебаний, затягивало в водоворот роста, вихрем врывалось в ментал, вспенивая мысли, разрывая тишину шумом водопадов материи.

СОЗИДАНИЕ…

Он помнил его сладостную лихорадку. Ступень за ступенью, медленно и бесконечно стремительно формировало оно схему нового Воплощения. Казалось, пустое пространство закипает, и нарастают на сущность слои материи, облекая ее во все более жесткие вибрационные связи…

Созидание начиналось в момент зачатия. Содрогались в сладкой муке оргазма два тела; вихрем врывался сперматозоид в огромный шар яйцеклетки… И Созидание вступало в свои права Могучий столб энергии, сопровождая Сущность, падал в материнскую плоть, заставляя ее корчиться и стонать в безумной радости. Сущность бросало в глубину прелестного цветка, переливающегося сотней оттенков: чакра встречала ее энергетическим всплеском и надежно закрывалась, предохраняя будущего человека от внешних воздействий.