Андрей Дашков - Наша фантастика, №3, 2001

У этого вечера был привкус тухлятины. И сумерки сгущались гнилые.

Мотор заглох прямо посреди проселочной дороги. В салоне повисла тишина, чуть сдобренная шорохом шин. Дряхлый «альфа-ромео» восьмидесятого года прокатился по инерции несколько десятков метров, потом угодил колесом в выбоину и встал. До населенного пункта Смирново оставалось пять километров. Миша вышел из машины, подпер капот железной распоркой, осторожно подергал провода, потрогал пальцем клеммы аккумулятора. Снова сел за руль и снова включил зажигание. Стартер зачастил свое тик-тик-тик, но мотор не отзывался.

Стремительно темнело. Миша вытащил фонарь на длинном поводке, но даже подсвеченные веселеньким белым светом внутренности капота оставались все так же загадочны и темны.

— Дул бы ты отсюда, — сказали за спиной. Голос был молодой и нехороший; холодея, Миша обернулся.

Парень был под стать голосу — коренастый, коротко стриженный, с широкой, как бревно, шеей.

— Чего встал?

— Машина сломалась, — отозвался Миша как можно спокойнее и независимее.

Парень подошел. Заглянул в раскрытый капот. Неожиданно мирно предложил:

— Толкнуть?

Миша согласился.

Парень толкал как паровоз. На живой силе «альфа-ромео» проехал метров пятьсот, потом дорога пошла под гору и машина покатилась самостоятельно. Мотор молчал. Колеса подпрыгивали на выбоинах и кочках, инерция быстро гасла, но автомобиль еще катился, когда фары выхватили из темноты человеческую фигуру. Миша инстинктивно тормознул.

Парень, Мишин добровольный помощник, стоял теперь перед ним на обочине, и никакими естественными причинами невозможно было объяснить его появление здесь, на пути машины, которую он же минуту назад разогнал с горы.

— Ну что, не заводится? — спросил парень.

Миша облизнул сухие губы.

— А нечего всякую рухлядь по нашим дорогам гонять, — наставительно сказал парень, и Миша, несмотря на страх, обиделся: как можно называть рухлядью бордовый, еще бодренький с виду «альфа-ромео».

— Пошли, — со вздохом сказал парень.

— Куда? — шепотом спросил Миша и взялся за ручку, готовясь в случае необходимости быстро поднять стекло.

— Он заглох! — крикнули откуда-то из-за спины. Миша обернулся.

Коренастый парень рысью приближался к машине. Он был точная копия первого, вернее, это второй, повстречавшийся на обочине, был копией Мишиного добровольного помощника. У Михаила отлегло от сердца: близнецы.

— На хутор пошли, — сказал тот, что был впереди.

— Оно ему надо? — пробормотал тот, что толкал машину. — Может, до Смирнова дотянул бы.

— Не дотянет, — сказал первый. — Разве что до самого Смирнова толкать?

И оба посмотрели на Мишу. Совершенно одинаковые, словно единое раздвоившееся существо.

Над столом, в переплетениях винограда, светилась лампочка в подвижном шлейфе мошек, ночных бабочек, прочей летающей живности.

Хозяина звали Анатолий. Отчества он не сказал, наоборот — просил называть его просто Толей, но на такое панибратство у Миши не хватало духу. Так называемый Толя был немолод, сухощав, под два метра ростом, с печатью давней властности на угрюмом загорелом лице. Так, наверное, выглядят императоры в изгнании или партийные боссы на пенсии. Во всяком случае, имя «Толя» шло ему не больше, чем жирафу розовый бантик.

Коренастых близнецов звали Вова и Дима, и, вопреки Мишиному предположению, они не были сыновьями хозяина. Ни сыновьями, ни племянниками, а кем они приходились одинокому хуторянину — неведомо. Не то гости, не то наемные рабочие. Миша и не пытался понять.

Молчаливая женщина Инна не была хозяину ни женой, ни подругой. Скорее домработницей, но Миша и в эти отношения не собирался вникать. Не его дело.

Зато говорливая женщина, явившаяся на хутор из Смирнова, была здесь желанной гостьей, и в разговоре это неоднократно подчеркивалось. Женщину звали Прокофьевна, она была старше всех, но и веселее всех — округлая, подвижная, с румяным морщинистым лицом. Именно она, а не хозяин доброжелательно расспрашивала Мишу обо всех его дорожных неприятностях, цокала языком, сочувственно кивала:

— Ну, обычное дело, я с мужиками поговорю, у нас механизаторы знаешь какие, на честном слове наловчились ездить, потому как запчастей нет, соляры нет, а работать надо.

— Так то трактор, — сказал близнец Вова в синей футболке. — А это «альфа-ромео».

— Какая разница? — удивился близнец Дима в зеленой рубашке. — Лишь бы руки у человека были вставлены как надо.

— У меня не как надо, — на всякий случай сказал Михаил.

— Так зачем же рисковать и ездить в одиночку? — спросил Анатолий.

Его манера говорить заметно отличалась от речи остальных. Точно, бывший партийный босс, подумалось Мише.

— Еще повезло тебе, — сказал Вова, — что не в лесу заглох. А то ночевал бы под сосенкой.

— Повезло, — легко согласился Миша. — Приключение.

А про себя подумал: упаси меня боже от таких приключений. Хорошо еще, что поехал без Юльки.

— Я пойду, — после недолгого молчания сказала, наконец, Прокофьевна. — Поздно уж, Толечка, спасибо тебе за угощение, когда уж ты к нам выберешься…

— Выберусь, — пообещал Анатолий.

Таким тоном и Миша говорил случайным приятелям: созвонимся… И все прекрасно понимали, что никто никому не позвонит. Прокофьевна боком вылезла из-за стола — скамейки были вкопаны в землю. Вова и Дима вскочили, как по команде. Анатолий поднялся, пошел провожать к калитке. Молчаливая женщина Инна принялась убирать со стола.

— Может быть, еще чаю?

— Ага. — Миша поспешно кивнул. — Сейчас я только прогуляюсь…

Тропинка была узенькая, а трава вокруг росистая, шаг вправо, шаг влево — и кроссовки мокрые, хлюп-хлюп.

— Счастливо, Прокофьевна, — сказал хозяин от ворот. — Малым привет передавай.

— Счастливо и тебе. Спасибо.

— Сама понимаешь — не за что.

Прокофьевна хотела еще что-то сказать, запнулась, будто смутившись, вышла за ворота и зашагала по дороге. Глядя ей вслед поверх невысокого забора, Миша поразился, как это ей не страшно. Дорога через лес, километров пять, ночь кругом… И близнецы эти — ну хоть кто-нибудь догадался проводить!

Невольно задержав дыхание, Миша потянул на себя деревянную дверцу с сердечком.

Небо закричало. Крик был острый и направленный, крик был подобен иголке, и, нанизанный на ледяное острие, Миша на мгновение ослеп и оглох. Болезненной судорогой перехватило живот, и чудо еще, что, потеряв равновесие, Миша не свалился в поганую яму.

Крик иссяк. Миша на ощупь выбрался из сортира.

Возвращаясь по узкой тропинке, он несколько раз оступился, так что кроссовки, конечно, промокли. Еще простудиться недоставало.