Кац Святославович - История советской фантастики

В тот же день были арестованы два ведущих сотрудника ГИРДа — Сергей Королев и Вадим Бармин. Внешне процедура ареста проходила как обычно. Только много лет спустя писатель Виктор Ильенков, живший в 30-е года на одной лестничной площадке с Барминым, в интервью газете «Московские новости» рассказал о некоторых странных подробностях того давнего события: против своего обыкновения, сотрудники НКВД явились не ночью, а утром, часов около восьми. Вместо того, чтобы «изъять» свою жертву незаметно и тихо, агенты наделали много шума — разве что только не стреляли в потолок. Во всяком случае, крики энкаведешников были слышны во всем подъезде в течение почти получаса, как раз в то время, когда большинство обитателей дома собирались на работу и не могли не обратить на них внимание. (Примерно через неделю после ареста стали распространяться упорные слухи, будто и Королев, и Бармин расстреляны в тот же день; это было довольно странно, поскольку обычно НКВД в те годы даже настоящие расстрелы предпочитал скрывать под псевдонимом «десять лет без права переписки».)

В тот же день в нескольких десятках километров от столицы Украинской ССР Киева, на речке Припять, был огорожен колючей проволокой обширный участок под совершенно секретное строительство. Для рабочей силы начали строиться бараки, напоминающие лагерные.

Это был будущий «объект» под кодовым названием Киев-17. Именно здесь и должен был начаться первый этап практической реализации так называемого «Проекта-К». Только Сталин, Ворошилов и еще считанное количество высших армейских чинов знали, откуда взялась эта буква «К» — она означала сокращение от «Катапульта», любимого Сталиным романа Степана Кургузова…

Немалая часть западных советологов, исследовавших в 60–70-е годы феномен Большого Террора (работы Роберта Конквеста, Сиднея Линка, Малькольма Такера и других), склонны были считать его явлением почти иррациональным. Его «политическая целесообразность» казалась несоизмеримой с количеством жертв, а «экономическая рентабельность» («выгода» дармового труда заключенных) почти аннулировалась тем, что одновременно оголялись важные участки промышленности и науки — как результат массовых репрессий против квалифицированной части рабочего класса и интеллигенции. Пожалуй, только некоторые детали рассекреченного в начале 90-х злополучного «Проекта-К» кое-что проясняют в глобальных намерениях Иосифа Сталина, чья гигантомания, видимо, все-таки была разновидностью политической шизофрении; хотя, конечно, следует согласиться с видным исследователем тоталитарной культуры Игорем Голомштоком: и в СССР, и в Третьем Рейхе идеологическая гигантомания была чрезвычайно заразительна на всех уровнях и уже к концу 30-х приняла характер явной пандемии. (Циклопические павильоны СССР и Германии на Всемирной выставке, похожие как двойники, были лишь зримым выражением болезни, охватившей обе страны.) «Лунная» утопия Сталина прекрасно вписывалась в эту картину. Идеей заполучить в свое распоряжение естественный спутник планеты и, таким образом, «держать под контролем любую территорию», оставаясь невидимым и практически безнаказанным, Сталин был одержим до конца своих дней и сумел заразить ею даже более трезвых своих преемников и последователей.

Как правило, формируют тот иной расклад социально-экономических возможностей общества реальные научные и производственные достижения. В нашем же случае все должно было произойти наоборот: сам генсек формулировал «потребности» социума, прикладная наука должна была в кратчайшие сроки любыми средствами обеспечить их реализацию, промышленность — воплотить утопию в километрах и тоннах, а литература — художественно обосновать предстоящее и уже сделанное (не воздвигая между тем и другим четкой преграды). Как и всякий гигантский проект, проект «Катапульта» требовал от широких масс однородности, бездумного послушания и энтузиазма; вот почему первыми жертвами Большого Террора стали интеллигенты самых разных политических убеждений, от монархистов до коммунистов. Их несчастьем было то, что они потенциально могли начать возражать. Тот факт, что будущие лагерные «единички», задействованные в проекте в количестве сотен тысяч человек, покидали свои рабочие места в других, более важных для страны отраслях, отнюдь не было для генсека первостепенным. Мономания легко влияла на «перемену мест» — третьестепенное и просто фантазийное выходило на первый план и воспринималось как самое главное. Собственно говоря, этим отчасти и можно объяснить причины трагической неподготовленности СССР к войне 1941–1945 годов. Любые попытки самых сведущих военачальников хоть что-то объяснить Сталину, доказать, что в данный момент германская угроза поважнее будущего освоения спутника Земли (доклад Эйхе, рапорт Уборевича, служебная записка Тухачевского — последняя, кстати, сохранилась в архиве ЦК, первая страница перечеркнута красным и сталинской рукой выведено «Сволочь!»), приводили только к известным трагическим последствиям для самих военных. Горькая шуточка комкора Примакова, оброненная им в кулуарах Академии генерального штаба, — о том, что нарком Ворошилов, по своему невежеству, наверняка считает, будто до Луны можно доскакать на тачанках, стоила трибунала и самому Примакову, и всем тем, кто его слушал и не донес.

Как это ни странно, только случайность не позволила заранее обезопасить Британские острова от налетов гитлеровских реактивных снарядов «ФАУ», унесших впоследствии так много человеческих жизней. Дело в том, что первоначально агентурные данные и аэрофотосъемка секретного немецкого полигона в Пенемюнде очень насторожили Сталина. Он вообразил, что Гитлер разрабатывает свой собственный лунный проект. К тому же экспертная справка, полученная Сталиным из второго Наркомата авиационной промышленности (есть свидетельства, что писал ее «расстрелянный» Сергей Королев, работавший тогда над новым реактивным двигателем на твердом топливе), могла показаться угрожающей. А вкупе с представленными разведкой материалами на Вернера фон Брауна — и вовсе зловещей. Вплоть до весны 1939 года операция «Ганзель и Грета» готовилась Разведупром во всех деталях. Было уже завербовано двое рабочих и один инженер в Пенемюнде, были уже определены места, куда будут заложены радиоуправляемые фугасы, продумано прикрытие. Лишь в марте 1939 года радист группы Шульце-Бойзена в Германии передал в Центр подтверждение, что в Пенемюнде готовится не космический проект, а только оборудуются площадки для запуска малых реактивных снарядов, нацеленных на Англию. Информация была тщательно перепроверена, подтвердилась — после чего Сталин мгновенно потерял интерес к этому объекту. Позднее крупнейшие наши разведчики Леопольд Треппер (в книге «Большая игра») и Шандор Радо (в книге «Под псевдонимом „Дора“»), не сговариваясь, назовут отказ от идеи уничтожить в 1939 году стартовые площадки и заводы Вернера фон Брауна едва ли не самым крупным просчетом за всю историю советской разведки.