Дмитрий Пучков - Записки сантехника о кино

— На ваш взгляд, сегодняшний российский кинематограф вернулся в число ведущих кинодержав мира или пока только на пути к этому?

— Я не понимаю необходимости России входить в состав «ведущих кинодержав». Не понимаю придыханий по этому поводу. Зачем вообще кого-то куда-то вести? У американцев есть свое кино, у французов — свое, у индийцев — свое… То, что СССР якобы являлся одной из ведущих кинодержав, — на этом просто когда-то делали политический бизнес. Другое дело, что мы привозили за границу, скажем, фильм Калатозова «Летят журавли» и — поражали. Так это кого хочешь поразишь — действительно гениальный фильм. Но это отнюдь не дает право на далеко идущие выводы. Советская кинематография никогда не была большим балетом. Никогда! Она была народным фольклором для нашей огромной страны. Вот что тут главное. Это была системная гуманистическая кинематография, которая обслуживала двухсотмиллионный народ. И если фильм собрал, скажем, 10 миллионов зрителей, то, по меркам СССР, эго было слабо, почти провал.

Первый раз такое от творца слышу: оказывается, Тарковский переснимал свои фильмы просто потому, что ему что-то не понравилось. Эвон как кровавый режим притеснял и лишал денег. А милые фарцовщики — основа экономического процветания России — оказывается, не очень хорошие. Даже скидок не дают, не то что фильмы по два раза снимать. Отсутствует понимание, что Голливуд делает фильмы для всей планеты. В отличие, скажем, от «Мосфильма», который делает фильмы для сотрудников «Мосфильма».

Ну и, конечно, раздвоение сознания — это прекрасно. То поражали, то не было ничего.

Из общения в комментариях:

— Не сказал бы, что у нас «цензура денег». Скорее диктатура тех, кто пробился к кормушке и делиться, само собой, не желает.

— Поделитесь: чем одно отличается от другого?

— Цензура, на мой взгляд, это все-таки государственный контроль.

— То есть если тебе не дает печатать книги обком — это цензура. А если тебе не дает печатать книги владелец типографии — это не цензура. Правильно понимаю?

— Поэтому просто считаю, что формулировка несколько некорректна.

— А как надо?

— Вы смотрели фильм «Розенкранц и Гильденстерн мертвы»? Если да, то как он Вам?

— Хороший.

— Если мне не дает печататься владелец типографии — это его желание/самодурство/интерес. Как угодно, в зависимости от обстоятельств. Я так полагаю.

— Ага. То есть если я хочу напечатать коммунистическую/ атеистическую книгу, а меня везде на хер шлют — это самодурство? Правильно понимаю?

— Я бы назвал это не «цензурой денег», а, скажем, «властью капитала». Ведь речь не о контроле, а скорее о недопущении кого-то в сферу своих интересов.

— А сколько тебе лет, дорогой друг?

— Касательно содержания книги — это уже вопрос идеологии.

— Ты вроде про цензуру говорил? Или забыл уже?

— И это уже более конкретный случай. Зависит от обстоятельств. Ведь печатаются же.

— Коммунистическая цензура — это тоже конкретный случай. Сильно зависевший от обстоятельств. Ведь печатали же.

— «Сколько тебе лет, дорогой друг?» Это важно?

— А сам как думаешь?

— Дмитрий Юрьевич, не надо пытаться на меня давить.

— Где на тебя давят, покажи пальцем?

— Я просто сужу со своей колокольни — ни с кем же не спорил.

— Это не твоя колокольня, это мой сайт.

— Оффтопик. Организация «Коммунисты Петербурга и Ленинградской области » выступила с предложением к Русской православной церкви о причислении Иосифа Сталина к лику святых. Ай молодца! Они вроде еще Шпильбергу направили письмо с требованием переснять 4-го «Индиану Джонса ».

— Подпольный обком действует.

— Всегда интересно смотреть, как за несколько нехитрых логических ходов Д.Ю. ставит очередной детский мат.

— Отказываюсь понимать — каким образом у граждан протекают т. н. мыслительные процессы, что подобное надо объяснять на пальцах.

— Одно только количество лет не является показателем наличия интеллекта.

— Тем не менее многие доживают до глубокой старости незамутненными малолетними идиотами.

— Как же так получается?

— Обыкновенно. Сам — дурак, родители — дураки, живет среди дураков. Куда расти, к чему стремиться?

— Я всего лишь не согласился с формулировкой.

— Я всего лишь задал вопрос.

— Ведь цензура — дело исключительно государственное…

— Если я здесь начну убивать твои посты, содержание которых мне не нравится, — это цензура или нет?

— Возраст мой позволяет мне тут находиться. Мне 20.

[Кивает.]

— Я несколько не понимаю, почему Вы так резко отреагировали, на мой комментарий.

— Где ты увидел резкость реагирования, поделись? Интересно.

— Раз он Вам не нравится, почему бы было его просто не отражать тут… А насчет резкости реагирования — ну, хотя бы, про «мой сайт».

— Это мой сайт.

— Или «сколько тебе лет?»

— Мне непонятно, сколько тебе лет. Если 20 — подобный образ мышления нормален, если 30 — тебя надо усыплять. Цензура не является некой прерогативой государства — несмотря на то что государство занято цензурой. Цензура есть везде. Например, в Голливуде. Цензура не является отличительным признаком коммунистического государства, хотя она в нем сильна. Цензура значительно более мощно работает в т. н. свободных странах, например в США. То, что говоришь ты, идеологический штамп. Ты не думаешь, ты просто повторяешь.

— Мне действительно 20.

— Умным можно быть и в 10, а муд…м — и в 90.

— Я не говорил, что в так называемых свободных государствах ее нет, а она была только в СССР. И согласен с Вами тут полностью.

— Я не предлагал тебе со мной соглашаться. Я вопросы задавал.

— Был бы очень признателен, если бы Вы мне указали конкретно на штампы у меня в речи.

— Речь шла про штампы в мозгу, а не в разговорах. Я твоей речи не слышу.

— А Герман все еще «Трудно быть богом» снимает? Я лет пять назад об этом узнал.

— Уже монтирует.

— Я хотел сказать про массовое промывание мозгов, устраиваемое Голливудом. А суть вот в чем — что нам покажут, то мы и будем делать, как роботы. В одной утопичной книге я прочитал: «Повсеместно под видом зрелищ будут происходить массовые промывания мозгов».

— Телевизор круглосуточно работает на полную мощь.

— Лично я запросто променял бы все творчество Тарантины на «Проверки на дорогах» или «Мой друг Иван Лапшин».

— Это ж разное, камрад. Как говядина и осетрина.

— Ничего неожиданного — о цензуре капитала еще дедушка Ленин писал.

— Жизнь советского интеллигента полна шокирующих открытий — до самой смерти.