Виссарион Белинский - Вторая книжка «Современника»

. Милостивые государи, к чему эти беспрестанные похвалы самим себе за знание «светскости», к чему эти беспрестанные уверения, что вы люди «светские»? Мы и так верим вам, склоняемся пред вашею «светскою» мудростию; вам и книги в руки; не думайте, чтобы между вами и нами было что-нибудь вроде зависти, вроде jalousie de metier [2]… Но публике нужны не гувернеры, которые кричали бы ей: «Tenez-vous droit» [3], а поэты, а ученые, а литераторы, а критики, которые бы знакомили ее с высшими человеческими потребностями и наслаждениями, руководствовали бы ее на пути просвещения и эстетического, а не «светского» образования. Оглянитесь вокруг себя повнимательнее: вы увидите, что и между вами, людьми «светскими», людьми «высшего общества», есть люди, которым душна бальная атмосфера, ненавистен мишурный блеск гостиных, которые бегут от них, чтобы в тиши уединения предаться мирному занятию предметами человеческой мысли и чувства; есть люди, которые скучны в обществе, не любезны с дамами, для которых уже невозвратно кончился осьмнадцатый век, вместе

Не представляет ли чего замечательного содержание второй книжки «Современника»? – Из трех стихотворных пьес замечательны только две: «Урожай» г. Кольцова, довольно растянутая в целом, но местами блещущая искорками поэзии, да «Иоанн и Аристотель» барона Розена {7}, отрывок из драмы, складом, ладом и прелестию стихов напоминающий «Дейдамию» Тредьяковского. Не угодно ли полюбоваться хоть несколькими стихами?

Такими-то ужасными виршами объясняется Аристотель с Иоанном III, который отвечает ему еще ужаснейшими! – Теперь о прозе. Здесь замечательна статья: «Записки Н. А. Дуровой, издаваемые А. Пушкиным». Если это мистификация, то признаемся, очень мастерская; если подлинные записки, то занимательные и увлекательные до невероятности {8}. Странно только, что в 1812 году могли писать таким хорошим языком, и кто же еще? женщина; впрочем, может быть, они поправлены автором в настоящее время. Как бы то ни было, мы очень желаем, чтоб эти интересные записки продолжались печататься. Критических и полемических статей пять. Между ними очень дельный, хотя и очень сухой, разбор книги «Статистическое описание Нахичеванской провинции» г. Золотицкого {9}. Но разборы «Ревизора» г. Гоголя и «Наполеона», поэмы Эдгара Кине, подписанные литерою В., должны совершенно уронить «Современника» {10}. Это разборы самые «светские», потому что, прочтя их, вы готовы сказать г. рецензенту, хотя заочно: «Милостивый государь! все, что вы говорили, очень прекрасно; но позвольте вас спросить, о чем вы говорили и что хотели сказать?» Таков характер всех «светских» суждений об изящном; в них вообще заметно отсутствие логики. Впрочем, один «светский» журнал недавно очень откровенно признался, что в суждении логика только вредит и что поэтому он не хочет и знать ее; и так чего ж вы хотите? {11}Вообще в этих статьях обнаруживается самая глубокая симпатия к московскому «светскому» журналу и беспредельной уважение к его критике, что, впрочем, и не удивительно: свой своему поневоле брат. Странно только, что при этом случае на «Телескоп» взведена небылица: сказано, будто бы какие-то издатели «Телескопа» восклицали: «Избави нас боже от критик «Наблюдателя»!» {12}На это, во-первых, заметим, что есть издатели, например, «Сына отечества» и «Северной пчелы», имена которых и выставляются на обертке этих журналов; но у «Телескопа» был и есть только один издатель, имя которого должно быть известно г. В. Во-вторых, скажем, что не в «Телескопе», а в «Молве», были точно сказаны эти слова, но не о критиках «Наблюдателя», а о критиках князя Вяземского. Правду сказать, это почти одно и то же; но «Телескоп» отмахивался от них за публику, а совсем не за себя, потому что мы, участвующие мыслию и сердцем в «Телескопе», с своей стороны, напротив, «любим иногда почитать что-нибудь забавное»… {13}

Забавнее всего, что «светский» критик «Современника», соблазнившись мыслию Скриба [4], что в литературе всегда отражается прошедшее, а не настоящее состояние общества, так восхитился ею, что уцепился за нее обеими руками, теребит ее так и сяк и прилагает кстати и некстати к русской литературе {14}. Если поверить ему, то у нас потому только преследуют сатирою взяточничество, от Сумарокова до Гоголя, что это взяточничество было когда-то давно, только не теперь; что Ломоносов и Державин и вслед за ними тысячи других лириков потому только беспрестанно воспевали победы, что их время было мирное, чуждое войн и побед… Словом, смех и горе… Библиография покуда отделывается одними звездочками, между тем как осталось только две книжки «Современника» {15}.

И это «Современник»? Что ж тут современного? Неужели стихи барона Розена и похвалы «светским» людям за то, что они умеют хорошо садиться в кресла и говорить в обществе свободно?.. И на таком-то журнале красуется имя Пушкина!..

Вторая книжка «Современника» (с. 516–520). Впервые – «Молва», 1836, ч. XII, № 13, с. 3–12 (ц. р. 3 августа). Подпись: (В. Б.). Вошло в КСсБ, ч. И, с. 275–282.

Настоящая заметка примыкает к рецензии Белинского «Несколько слов о «Современнике» (см. наст. т., с. 489–494). Разочарование в «Современнике» было характерно для московских друзей Белинского, сближавших петербургский журнал с «Московским наблюдателем». Станкевич в письме из Москвы от 22 октября 1836 года к М. Бакунину и Белинскому сообщал об остроте И. Клюшникова, который «к названию Пушкина журнала «Современник» прибавил «Наблюдателю» (Станкевич, с. 620).

От Белинского П. Анненков вспоминал: «…Он не задумался назвать и «Современник» Пушкина, со второй его книжки, «петербургским «Московским наблюдателем» по направлению, заметив в нем (справедливо или нет, – это другой вопрос) поползновение искать себе читателей и судей в одном, исключительно светском круге. Помним, что эта полемика с «Современником» произвела в то время почти столько же шума и негодования, как и заметка его, несколько прежде сделанная и из другого круга представлений» (речь идет о статье «О русской повести и повестях г. Гоголя». – Анненков, с. 151).

a priori – до опыта; a posteriori – после опыта (лат.). – Ред.

Читать дальше