Виссарион Белинский - Семейство, или Домашние радости и огорчения. Роман шведской писательницы Фредерики Бремер…

Это очень выгодное обстоятельство для дела, которого адвокатом явилась Фредерика Бремер; блаженство, которое мы знаем только в мечтах, всегда кажется нам лучше, выше, обольстительнее блаженства, которое изведано нами на самом деле. И потому Фредерика Бремер с восхищением, с энтузиазмом описывает счастие семейной жизни, так что вы с первых же страниц тотчас видите, что сочинительница не была, а только желала страстно быть замужем. Это, разумеется, столько же выгодно для романа, сколько вредно для юных читателей, особенно читательниц, и особенно читательниц без приданого; бедняжки сейчас ударятся в розовые мечты о счастии и о нем, – и каково же будет их разочарование, когда ни один «он» ни в грош не оценит их прекрасной души, которая, как ни хороша, а все-таки совсем не то, что «души». Каково будет разочарование и тех юных читательниц, которые, с склонностию к мечтательности, владеют и «действительными достоинствами», то есть приданым? Бедняжки, пожалуй, потребуют от своих мужей любви и счастья, не подозревая, в простоте сердца, что любовь и счастие при деньгах совершенно лишние и даже вредные вещи, как лекарство при здоровье. Сначала им будет больно, а потом они возненавидят все эти романы, которые так добросовестно лгут и так благонамеренно обманывают детей, заранее ставя их в ложное положение к действительности, вместо того чтоб заранее знакомить их с действительностью…

И однако ж Фредерика Бремер не буквально повторила собою Августа Лафонтена: она, как бы против воли своей, принуждена была сделать значительную уступку духу времени: в заглавии ее романа стоят не одни «радости» семейные, но и «огорчения». А! так это утопия имеет и свои огорчения, даже в романах! Прочтите роман г-жи Бремер – и то ли еще увидите! Вы увидите, что для полного семейного счастия мало одной любви, но еще более нужно эгоистического сосредоточения в маленькой и тесненькой сфере домашнего быта, – нужна значительная доля умственной ограниченности, которая только одна дает человеку силу заткнуть уши от всех других обаятельных звов бытия и закрыть глаза на все другие обаятельные картины широко раскинувшейся, бесконечно разнообразной жизни… И какая разница в этом отношении, например, между семейственною Германиею нашего времени и общественным древним миром! В первой жизнь так узко, так душно определяется для людей с их младенчества, семейный эгоизм полагается в основу воспитания; во втором человек родился для общества, воспитывался обществом и потому делался человеком, а не филистером.

Несмотря на все желание Фредерики Бремер быть беспристрастною в отношении к увлекшей ее идее, она может отстаивать ее преувеличенную истинность только ложью. Доказательством этого может служить искаженный ею, сколько с умыслом, столько и по слабости таланта, образ Сары – единственного человеческого лица среди толпы этих добрых, милых, но в то же время и дюжинных характеров, каковы все эти Франки, от суходушного их родителя до долгоногой Петреи, от старой фру Гуниллы до старого же Мунтера. И за то, что эта бедная Сара была выше других и не могла свободно дышать в их бедной атмосфере, – сочинительница заставила ее пасть в бездну несчастия, и как заметно, что не под силу сочинительнице был этот идеал, что не могла она сладить с этим характером и потому так смешно и нелепо заставила больную и умирающую Сару говорить надутые фразы и длинные реторические монологи! А все из чего эта буря в стакане воды? – из того, чтоб доказать всевозможными натяжками, что счастие в идиллии домашнего быта – и больше нигде… Роман Фредерики Бремер читается не без удовольствия, потому что эта писательница не без дарования; но, как все произведения, писанные на тему под влиянием односторонней мысли, его нельзя долго читать без отдыха, и он местами страшно наскучает. Не дочесть его как-то не хочется, а как дочтешь, то чувствуешь удовольствие преодоленного труда, – и уж, конечно, никогда не вздумаешь перечесть его вновь.

Перевод очень хорош; – впрочем, мы советовали бы переводчице удерживаться от употребления уменьшительных слов, каковы: дочушка, деточки и тому подобные, которые довольно тривияльны.

Семейство, или Домашние радости и огорчения. Роман шведской писательницы Фредерики Бремер…(с. 427–431). Впервые – «Отечественные записки», 1844, т. XXXII, № 1, отд. VI «Библиографическая хроника», с. 1–4 (ц. р. 31 декабря 1843 г.; вып. в свет 2 января 1844 г.). Без подписи, Вошло в КСсБ, ч. IX, с. 69–75.

Перевод романа шведской писательницы Ф. Бремер первоначально печатался в «Современнике» в 1842–1843 гг. Он был выполнен Р. К. Грот, сестрой известного впоследствии филолога-русиста и академика Я. К. Грота, который стоял в близких отношениях к издателю «Современника» П. А. Плетневу. Я. К. Грот просил Плетнева имя переводчицы держать «под печатью секрета» («Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым», т. I. СПб., 1896, с. 514).

Публикой и критикой появление перевода было встречено по-разному. В самом «Современнике» была помещена рецензия с похвалами и роману, и переводу. Другие, как пишет Белинский, «ничего ровно не видели» в романе и встретили издание его перевода насмешкой. Сеиковский писал о романе, что он «не в наших читательских нравах». Это «Лафонтеновские Familien-Gemalde <���семейные картины (нем.)>, тихие, кроткие, бесстрастные…, благонравные рассуждения». И Белинский иронически замечал, что Ф. Бремер «не испугалась» устарелой репутации сентиментально-благонравного немецкого романиста первых десятилетий XIX столетия и «отважно сделалась Августом Лафонтеном нашего века». Но Белинский, не ограничиваясь этой иронической аттестацией литературной стороны романа, дает и резкую политическую оценку тенденций шведской романистки. Он подчеркивает, что роман с идеализацией в нем буржуазного брака, филистерства, с осуждением всяких попыток к освобождению от затхлой мещанской среды не просто старомоден», а принесет вред «для юных читателей». Белинский выступает с разоблачением лицемерия «благонравных» семейственных отношений в буржуазном обществе, осуждает «эгоистическое сосредоточение в маленькой и тесненькой сфере домашнего быта», отрыв от животрепещущих и важнейших общественных интересов.

Рецензия произвела сильное впечатление. Я. К. Грот выступил с пространным откликом на нее, в котором обвинил критика в посягательстве на законы нравственности и в насмешках над христианским воззрением, в проповеди эгоизма и свободной любви (см.: «Москвитянин», 1844, № 3, отд. V, с. 171–186). Критика Грота, таким образом, носила явно доносительный характер на «отрицательное направление» Белинского. «Мы хотели, – заключал свою статью Грот, – …обратить внимание публики на замечательный образчик того направления, которое да мимо идет нашей современной литературы» (с. 186). Белинский в апрельской книжке «Отечественных записок» в рецензии на «Парижские тайны» Э. Сю (см. наст. т.) дал сокрушительный и бескомпромиссный ответ на обвинения Грота.

Читать дальше