Виссарион Белинский - <Статьи о народной поэзии>

На пиру у князя Владимира пригодились тут две честные вдовы – Чесовая жена и Блудова жена – обе жены богатые, богатые жены дворянские. Промежду собой сидят, за прохлад говорят. Сватала Блудова жена сына своего Гордена за дочь Чесовой жены, Авдотью Чесовичну. Втапоры Авдотья Чесовична (мать) осердилася, била ее по щеке, таскала по полу кирпищету и при всем народе, при беседе, вдову опозорила, и весь народ тому смеялися. Скоро пошла вдова Блудова ко своему двору, а идет она шатается; выбежал к ней за ворота широкие Горден сын Блудович; поклонился матушке в праву ногу: «Гой еси, матушка! что ты, сударыня, идешь закручинилася? Али место тебе было не (по) отчине? али чарой зеленым вином обносили тебя?» Авдотья Блудовна жалобу приносит сыну своему Гордену Блудовичу; молодой Горден уклал спать свою родимую матушку – втапоры она была пьяна . И пошел Горден на двор к Чесовой жене, сжимал песку горсть целую, бросил он по высоком терему, где сидит молода Авдотья Чесовична, – полтерема сшиб, виноград подавил. Втапоры Авдотья Чесовична бросилась, будто бешеная, из высокого терема, пробежала мимо Гордена, ничего не говоря, на княженецкий двор своей родимой матушке жаловатися. Втапоры пошел туда же и Горден – рассматривать вдову, Чесову жену. Вдовины ребята с ним заздорили, взяли Гордена пощипывати, надеючись на свою родимую матушку. Горден им взмолится: «Не троните меня, молодцы! а меня вам убить, не корысть получить!» Они не послушались, он их всех перебил, а было их пять человек. Вдова Чесова посылала еще своих четырех сыновей – убить Гордена, и только один хотел было ударить его по уху – Горден верток был: того он ударил о землю и до смерти ушиб, а также и остальных троих. Взял он, Горден, Авдотью Чесовичну за руки белые да и повел ко божьей церкви венчатися; а поутру стол собрал, позвал князя со княгинею и молоду свою тещу, Авдотью Чесову жену. Втапоры было Чесова жена загординилася, не хотя идти к своему зятю; тут Владимир-князь стольный киевский и со княгинею стали ее уговаривати, чтоб она то больше не кручинилася, не кручинилася и не гневалася, – и она тут их послушалася, пришла к зятю на веселый пир, стала пити, ястп, прохлаждатися.

Был пир у князя Владимира. Князи и бояра пьют, едят, потешаются и великим князем похваляются ; и только из них один боярин Ставр Годинович не пьет, не ест и при всей {145}братьи не хвастает, только наедине с товарищем таковы речи сказывает : «Что это за крепость в Киеве, у великого князя Владимира? У меня-де, Ставра-боярина, широкий двор не хуже города Киева, а двор у меня на семи верстах, а гридни, светлицы белодубовы, покрыты гридни седым бобром, потолок во гриднях черных соболей, пол, середа одного серебра, крюки да пробои по булату злачены». Слуги верные донесли о том князю Владимиру: приказал князь сковать Ставра-боярина, посадить в погреба глубокие, двор его запечатати и молоду жену его взять ко двору. Перепала весть нерадошна молодой жене Ставровой; скоро она наряжается и скоро убирается: скидывала с себя волосы женские, надевала кудри черные, а на ноги сапоги зелен сафьян, и надевала платье богатое, богатое платье посольское, и называлась грозным послом, Василием Ивановичем, а и будто из дальней Орды, золотой земли, от грозна короля Етмануйла Етмануйловича – брать с князя Владимира дани невыплаты, не много не мало за двенадцать лет, за всякий год по три тысячи. А и тут больно князь запечалился: кидался, метался, то улицы метут, ельник ставили, перед воротами ждут посла. Вывела княгиня князя за собой и во те во подвалы, погреба, молвила словечко тихонько: «Ни о чем ты, осударь, не печалуйся: а не быть тому грозному послу Василию Ивановичу – быть Ставровой молодой жене Василисе Микулишне; знаю я приметы по-женскому: она по двору идет, будто уточка плывет, а по горенке идет – частенько ступает, а на лавку садится – коленки жмет; а и ручки беленъки, пальчики тоненьки , дюжины {146}из перстов не вышли все (??)». Втапоры князь употчевал посла допьяна, хочет его проведати, вызывает его боротися с семью богатырями, и того посол Василий не пятится, вышел он на двор боротися: первому борцу из плеча руку выдернет, а другому борцу ногу выломит, она третьего хватила поперек хребта, ушибла его середи двора. А плюнул князь, да и прочь пошел : «Глупая княгиня, неразумная! у тя волосы долги, ум короток: называешь ты богатыря женщиною – такого посла у нас не было еще и видано». А княгиня стоит на своем; втапоры князь опять посла проведает, вызывает его из туга лука стрелять со своими могучими богатырями. От тех стрелочек каленых и от той стрельбы богатырский только сырой дуб шатается, будто от погоды сильный. Посол от лука отказывался, есть-де у меня лучонко волокитный, с которым я езжу по чисту полю. Кинулися ее добры молодцы, под первый рог несут пять человек, под другой – столько же, л колчан каленых стрел тащит тридцать человек. Вытягивала она лук за ухо, хлестнет по сыру дубу, изломила его в черенья ножовые, и Владимир-князь окарачь наползался, и все тут могучие богатыри встают, как угорелые. Плюнул Владимир-князь, сам прочь пошел, говорил себе таково слово: «Разве сам Василья посла проведаю». Стал с ним в шахматы играть, три заступи заступовали и три заступи посол поиграл, и стал требовать дани, выходы, невыплаты. Говорит Владимир-князь: «Изволь меня, посол, взять головой с женой». Посол спросил князя: «Нет ли у тебя кому в гусли поиграть?» Втапоры Владимир спохватился, велел расковать и привести Ставра-боярина; втапоры посол скочил на резвы ноги, посадил Ставра против себя в дубову скамью. И зачал тут Ставр поигрывати: сыгриш сыграл Царяграда, танцы навел Иерусалима, величал князя со княгинею, сверх того играл еврейский стих . Посол задремал и спать захотел, отказывался от даней, выходов и просил себе только весела молодца, Ставра-боярина Годиновича; и поехал с ним ко Днепр-реке, во свой бел шатер, а князь провожал его со княгинею. Говорил посол таково слово: «Пожалуй-де, осударь, Владимир-князь, посиди до того часу, как я высплюся». Раздевался посол из своего платья посольского, и убирался в платье женское, притом говорил таково слово: «Гой еси, Ставр, весел молодец! как ты меня не опознываешь? А доселева мы с тобою в свайку игрывали, у тебя ли была свайка серебряная, а у меня кольцо позолоченное, и ты меня поигрывал, – и я тебе толды, вселды». И втапоры Ставр-боярин догадается, скидавал платье черное и надевал на себя посольское; и с великим князем и со княгинею прощалнся, отъезжали в свою землю дальнюю.

Теперь нам остается проститься с ласковым Владимиром Красным солнышком и со княгинею Апраксеевною: в поэме, которой содержание мы готовимся изложить, они являются в последний раз – Владимир мельком, Апраксеевна – героинею, во всем апофеозе своей женственности, грациозности и нравственности.