Виссарион Белинский - <Статьи о народной поэзии>

И вот как народная фантазия поняла великого преобразователя Руси!.. Какого же исторического содержания, какой исторической жизни можно требовать от русских народных песен, относящихся к эпохе Петра Великого!.. Не такова историческая поэзия Малороссии. История ее не принадлежит к истории всемирно-человеческой; круг ее тесен, политическое и государственное значение ее – то же, что в искусстве гротеск; но, несмотря на все это, Малороссия была органически-политическим телом, где всякая отдельная личность сознавала себя, жила и дышала в стихии своего общественного существования и потому знала хорошо дела своей родины, столь близкие к ее сердцу и душе. Народная поэзия Малороссии была верным зеркалом ее исторической жизни. И как много поэзии в этой поэзии! Вот на выдержку одна {187}песня, которую выписываем из сборника г. Максимовича, для лучшего уразумения, в русском прозаическом переводе, сделанном самим собирателем: {188}

Вот пошли казаки на четыре поля – что на четыре поля, а на пятое на Подолье. Что одним полем, то пошел Самко Мушкет; а за паном хорунжим мало-мало не три тысячи, все храбрые товарищи запорожцы – на конях гарцуют, саблями поблескивают, бьют в бубны, богу молитвы воссылают, кресты полагают.

А Самко Мушкет – он на коне не гарцует, коня сдерживает, к себе притягивает, – думает, гадает… Да чтоб сто чертей бедою пришибли его думу, гаданье! Самко Мушкет думает, гадает, говорит словами:

А что, как наше казачество, словно в аду, ляхи спалят? Да из наших казацких костей пир себе на похмелье сварят?..

А что, как наши головы казацкие, молодецкие по степи-полю полягут, да еще и родною кровью омоются, пощепанными саблями покроются?.. Пропадет, как порох из дула, та казацкая слава, что по всему свету дыбом стала, – что по всему свету степью разлеглась, протянулась, – да по всему свету шумом лесов раздалась, – Туречине да Татарщине добрым лихом знать далась, – да и ляхам-ворогам на копье отдалась?..

Или их сугробом занесло, или в аду потопило: что не видно чубатых – ни по степям, ни по лугам, ни по татарским землям, ни по Черным морям, ни по ляшским полям?..

Закрячет ворон, загрует, зашумит, да и полетит в чужую землю… Ан нет! кости лежат, сабли торчат, кости хрустят, пощепанные сабли бренчат…

А черная, сивая сорока оскалилась и скачет… А головы казацкие – словно швец Семен шкуру потерял! А чубы – словно черт жгуты повил: в крови все посохли: то-то и славы набрались! {189}

Это дифирамб исторической поэзии, это пафос патриотического сознания! Что перед одним этим отрывком скудный сборник всех русских исторических песен!..

Донские казачьи песни можно причислить к циклу исторических, – и они в самом деле более заслуживают название исторических, чем собственно так называемые исторические русские народные песни. В них весь быт и вся история этой военной общины, где русская удаль, отвага, молодечество и разгулье нашли себе гнездо широкое и привольное. Они и числом несравненно больше исторических песен; в них и исторической действительности больше, в них и поэзия размашистее и удалее. Взглянем бегло на те только, героем которых является Ермак.

На Бузане-острове сидели атаманы и есаулы – Ермак Тимофеевич, Самбур Андреевич, Анофрий Степанович; они думушку думали крепкую про дело ратное, про добычу казацкую. Есаул кричит голосом во всю буйну голову: «А и вы, гой еси, братцы, атаманы казачие! У нас кто на море не бывал, морской волны не видал, – не видал дела ратного, человека кровавого, от желанья те богу не маливались ; останьтесь таковы молодцы на Бузане-острове». И садилися молодцы во свои струги легкие, они грянули молодцы вниз по матушке Волге-реке, по протоке по Ахтубе {190}.

Какая широкая и размашистая поэзия, сколько в ней силы и простору душевного! {191}Но дальнейшее содержание этой песни мы расскажем своею прозою… Молодцам нашим повстречались двенадцать турецких кораблей – они взяли их в плен, а с ними и душу красну девицу, молоду Урзамовну, дочь мурзы турецкого. Потом они повстречались с послом царским, Семеном Константиновичем, возвращавшимся из Персии с своими солдатами и матросами. Казаки были пьяные, а солдаты не со всем умом , попущалися на них дратися ради корысти своея. Не разобрав дела, посол выслал на казаков сто человек из своей свиты: Ермак велел своим бить их и бросать в Волгу. Казаки перебили всю посольскую свиту и самого посла, а все животы пограбили; приехали в Астрахань, назвались купцами, заплатили пошлины и пошли торговать без запрещения. Тем старина и кончилась – в первой песне.

Но во второй мы видим результаты этой старины: во славном понизовом городе Астрахани, против пристани матки Волгиреки, наши молодцы снова сходились думать думушку крепкую. Ермак Тимофеевич говорил: «А и вы, гой еси, братцы, атаманы молодцы! не корыстна у нас шутка зашучена; убили мы посла персидского и всем животом его покорыстовались: и как нам на то будет ответствовать? В Астрахани жить нельзя; на Волге жить – ворами слыть; на Яик идти – переход велик; в Казань идти – грозен царь стоит, грозен царь-осударь Иван Васильевич; в Москву идти – перехваченным быть, по разным городам разосланным и по темным тюрьмам рассаженным; пойдемте мы в усолья ко Строгановым, ко тому Григорью Григорьевичу, ко тем господам ко Вороновым – возьмем мы много свинцу, пороху и запасу хлебного». Дальнейшее содержание песни состоит в рассказе, как молодцы пошли в Сибирь, добрались до Тагиль-реки, до горы Магницкой, зимовали, настроили коломенок, наделали соломенных людей и, добравшись до Тоболя, обманули ими татар и выиграли великую битву; как Ермак Тимофеевич взял в полон Кучума, царя татарского; как Ермак, пошивши казакам шубы и шапки соболиные, приехал в Москву с повинной головою к грозному царю Ивану Васильевичу; как государь прощал Ермаку все вины его и снова посылал его в Сибирь – брать с татар дани, выходы в казну государеву; как татары взбунтовались против Ермака и напали на него на Енисее, когда у него было казаков только на двух коломенках; и как в битве погиб храбрый и удалый завоеватель Сибири. «Он хотел перескочити на другую свою коломенку – и ступил на переходню обманчивую, правою ногою поскользнулся он – и та переходня с конца верхнего подымалася и на него опущалася, расшибла ему буйну голову и бросила его в тое Енисей быстру реку: тут Ермаку такова смерть случилась ».

Исключая поездки Ермака в Москву, на место есаула его Кольца, все остальное довольно правдоподобно для русской народной исторической песни. Впрочем, историческая верность – качество почти чуждое историческим русским песням. Причина очевидна: так как все явления исторической жизни старой Руси возникали как бы случайно, всякое само по себе, и не имели корня в политическом устройстве государства {192}, – то и казались народу сказочными явлениями. Оттого всякое историческое лицо для народа казалось мифом, и он делал из его жизни сказку. Так, в одной казацкой песне Ермак сидит в Азове в тюрьме, мимо которой случилось пройти турецкому царю Салтану Салтановичу (Ермак, видите, был послан к султану из Москвы с подарками, а мурзы, улановья ограбили его, да и посадили в темницу). Султан, одарив его златом, серебром, с честью отпускает в Москву; но донской казак «загулялся по матушке Волге-реке, не явился в каменну Москву».