Внутренний СССР - Разгерметизация

Родовые (клановые) глобальные великобританские эгрегоры императрицы, враждебные самодержавию России, в условиях психологического “матриархата” в семье Николая II сыграли далеко не последнюю роль в изменении политики России и её судьбы после смерти последнего русского самодержца — Александра III. То обстоятельство, что императрица Александра Федоровна не смогла психологически разобщиться с глобальным великобританским имперским эгрегором, вследствие чего была ему бессознательно подчинена, сыграло печальную психологическую роль в судьбах не только России. Но особенности биографии Александры Федоровны — только одно из многих обстоятельств, приведших к Россию к русско-японской и первой мировой войнам и вызванным ими революциям. Психологически бессознательно императрица возглавляла в России не «немецкую партию» (если бы это было так, то было благом для России и Германии, поскольку они жили бы в добрососедстве), а «великобританскую имперскую» эгрегориально-психологическую партию, деятельность которой была направлена и против России, и против Германии. Отмеченная некоторыми историками и мемуаристами склонность императрицы к истеричности и её психическая неуравновешенность — на наш взгляд — выражение конфликтов между разными эгрегорами, над которыми она не смогла подняться и для которых её душа была полем боя [85].

Как известно, Александр III был против брака цесаревича Николая и принцессы Алисы Гессенской, возможно предощущая дальнейший крах его дела в руках сына и воспитанной в Великобритании невестки, и дал на него согласие только спустя пять лет после первой просьбы цесаревича Николая весной 1894 г. примерно за полгода до своей кончины. Но вне зависимости от того как Александр III мотивировал свое неодобрение выбора невесты сыном, однако он оказался прав: именно вследствие изменения политического курса Александра III его наследником Николаем II Россия оказалась втянутой в русско-японскую войну и первую мировую войну ХХ века вопреки её собственным интересам.

Поводом к силовому подавлению Сербии послужило убийство 15/28 июня 1914 г. масонствующими сербскими национал-экстремистами наследника престола Австро-Венгрии в сербском городе Сараево [86], находившемся в те годы в составе Австро-Венгрии. За этим убийством, хотя убийца был подданный Австро-Венгрии, последовала серия ультиматумов Сербскому правительству, которые один за другим были приняты сербской стороной после её консультаций с Россией. Это было воспринято в Берлине и Вене, как выражение военной неготовности России и подтверждение правильности своей оценки её возможностей на конкретный момент времени. И соответственно Сербии был предъявлен последний ультиматум, в случае принятия которого Сербское государство практически переставало существовать, превратившись в город-государство под протекторатом Австро-Венгрии, а в случае отказа выполнить его требования — Австро-Венгрия угрожала перейти к военным действиям.

Историки, повествуя о том, как разразилась первая мировая война ХХ века, обычно выпячивают именно события после убийства эрцгерцога Фердинанда — наследника престола Австро-Венгрии, обходя молчанием все прочие. В изображении ими того, что было, получается, будто впавшая в [88]Австро-Венгрия посягнула на независимость Сербии; Россия выступила на защиту безвинной жертвы австрийских угроз; Германия пошла на поводу у Австро-Венгрии; ну и завертелось…

В действительности же война вспыхнула в , в которой так выразилось внутренней и внешней политики и беззаботной безответственности её локальных центров управления (столиц) по отношению к общеевропейской системе в целом. Но это был не разгул политической “стихии”, а управляемый и взрыв эмоций и амбиций политиков.

При рассмотрении процессов с уровня целостности европейской системы государств, многие события обретают совершенно иное значение по отношению к региональному местническому уровню их рассмотрения. И остается вспомнить Ф.И.Тютчева: Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется… — но уже по отношению к словам (и поступкам), имевшим место в те годы в большой общеевропейской политике.

1 июня 1914 г. (С.Д.Сазонов дает даты по григорианскому календарю) состоялся однодневный визит Николая II в Румынию. Императорская яхта “Штандарт” пришла в Констанцу, где протекали беседы Николая II и С.Д.Сазонова с румынским руководством. Королем Румынии был в то время родственник германского кайзера Карл Гогенцоллерн. Между ним и С.Д.Сазоновым состоялся обмен мнениями по вопросам общеевропейской политики. С.Д.Сазонов пишет:

«На вопрос короля о возможности европейской войны, я сказал ему, что думаю, что опасность войны наступит для Европы только в том случае, если Австро-Венгрия нападет на Сербию. Я прибавил, что во время первой балканской войны [89]я откровенно высказался в этом смысле Австро-Венгерскому послу в Петрограде, графу Турну, а вслед за тем и германскому, графу Пурталесу, прося их довести о том до сведения своих правительств. Король ничего на это не возразил и сидел задумавшись. Затем он проговорил: “Надо надеяться, что она этого не сделает.” Я искренно присоединился к этой надежде.» — ист. 95, с. 133.

Если смотреть на эти слова С.Д.Сазонова с точки зрения хозяев британской “акулы ” — тех, кому была необходима битва германского “носорога” и русского “слона”: то они — официальное заявление министра иностранных дел России о готовности принять вместе с войной и революцию; они официальное заявление царского правительства о своем отказе от политического курса П.А.Столыпина —

Король Карл, как и С.Д.Сазонов, также не хотел войны. Спустя несколько дней, чтобы предостеречь Вену от глупостей, король Карл, передал дословно мнение С.Д.Сазонова, принимая в Бухаресте Австро-Венгерского посланники графа Чернина, а тот немедленно известил об этом эпизоде свое правительство.

С.Д.Сазонов, не покинул Румынию 1 июня вместе с Николаем II на борту императорской яхты, а задержался в Румынии для переговоров с её премьер-министром Братьяно. Они поехали в Синаю — летнюю резиденцию румынской королевской семьи в Карпатах — неподалеку от границы с Австро-Венгрией.

В те годы часть Трансильвании, с преимущественно румынским населением, входила в состав Австро-Венгрии. О поездке в Синаю С.Д.Сазонов сообщает:

«… Братьяно, желая дать мне более точное понятие о красотах карпатского пейзажа с его великолепными лесами, довез меня до какой-то местности, название которой я забыл, лежащей на самой границе. После минутной остановки наш автомобиль, к немому удивлению гонведной стражи, быстро переехал пограничную черту и мы углубились на несколько верст в венгерскую территорию. Когда мы ступили на почву Трансильвании, у нас обоих, вероятно, промелькнула одна и та же мысль, а именно, что мы находимся на румынской земле, ожидающей освобождения от мадьярского владычества и воссоединения с зарубежным братским народом. Но мы не обменялись этими мыслями, потому что пора откровенных бесед для нас еще не наступила.