Оскотский Григорьевич - Гуманная пуля

"Почему?! - вопрошает безымянный автор. - Откуда это

смятение и мрачные предчувствия в нашем обществе? Посмотри-

те на других! Взгляните на Францию! Германские войска нахо-

дятся в ста верстах от Парижа, однако французы не нервнича-

ют. Англия на своем острове терпит неслыханный ущерб от

неприятельских подводных лодок, которые топят ее суда с

припасами. Однако англичане не нервничают! Наконец, в самой

Германии, отдавшей всех здоровых мужчин-бауэров на войну и

отрезанной британским флотом от мировой торговли, не хвата-

ет провизии, население близко к голоду. Однако же и немцы не нервничают!

Так что случилось с нами? У нас затронут язвой поражения

лишь самый краешек нашего громадного тела. Мы еще и не ра-

нены по-настоящему, наш организм силен. Но мы не ощущаем

своей исполинской силы оттого, что после первых ударов

судьбы готовы сломиться душою…

До сих пор у единственного народа в мире возникал в

фольклоре и поэзии пророческий сюжет о грядущей полной его

погибели, о превращении всей страны в огромную могилу, над

которою с ужасом склонятся соседние народы. У мадьяр. Но

сейчас и мадьяры не нервничают, а храбро сражаются против

нас за империю, на которую в мирные времена столько излива-

ли недовольства…

Итак, главный российский вопрос сейчас, как, впрочем, и

всегда в нашем обществе: "Почему мы нервничаем?" - (А как

же "Что делать?" - слегка удивился я. - А где же "Кто вино-

ват?") - Но если раньше этот вопрос был уделом одного толь-

ко образованного круга, то теперь мрачные предчувствия, по-

добные видениям старых мадьярских поэтов и, казалось бы,

глубоко чуждые нашему народному духу, проникли в самую ши-

рокую массу.

Предчувствуем ли мы приближение неподвластных нашей воле

событий, куда более грозных, чем нынешние военные неудачи?

Или же ответ на вопрос заключен в самом его рождении и по-

вторении, и подобно тому, как спокойный или нервический ха-

рактер одного человека хорошо или дурно определяет его

частную судьбу, так и характер народа предопределяет судьбу

всеобщую?

Но если так, скажут нам, то потеряно все. Нет, возразим

мы, как раз в этом случае еще ничего не потеряно! Но для

спасения необходимо, чтобы образованная часть общества нес-

ла в толщу народную спокойствие, а не тревогу. Несла пони-

мание того, что не искать надо ответа на проклятый вопрос,

а отвергнуть его и перестать нервничать. И чем более удаст-

ся смягчить остроту нашего главного вопроса, тем скорее…"

Нижняя часть статьи не просто оторвалась, а словно отломилась по сгибу пересохшего темного листка. Я безнадежно пролистал брошюру, из которой он выпал, потом другую, третью. Мелькали перед глазами отлич- но пролежавшие двадцать и тридцать лет белые глянцевитые страницы с четким шрифтом, какие-то цифры, диаграммы по годам и пятилеткам. Словно мелькнувшее видение времен, когда проклятый вопрос был наконец успешно изгнан. И, казалось, навсегда.

С тех пор прошло десять лет. В 1994-м умер и сам мой друг. Умер после гибели основанного им научно-производственного кооператива, от которого остались только безнадежные долги, после двух лет безработи- цы, нищеты, угроз бандитской группировки, перехватившей долговые обя- зательства. Умер в 48 лет от второго инфаркта, обратившись перед этим от безысходности и отчаяния к Богу, как это происходит теперь со мно- гими. Некрещеный в детстве своими партийными родителями, он крестился незадолго до смерти, приняв протестантство. По моему атеистическому разумению, собрания этой общины оказывали на него умиротворяющее пси- хотерапевтическое воздействие. Он умер легко и спокойно. Мы дружили почти сорок лет.

Пропал тот газетный лоскут, теперь я жалею, что не выпросил его себе, однако горестное недоумение и оборванные на полуслове надежды безымянного автора из 1915 года не выходят у меня из памяти. Так от- чего же сегодня "главный российский вопрос" мучает нас с остротой не- бывалой? П о ч е м у м ы н е р в н и ч а е м?

Может быть, действительно, российское общество, во всяком случае образованная часть, просто страдает некоей врожденной мнительностью и нервозностью? Да нет, если говорить о 1915-м годе, какая уж тут мни- тельность? Точное предчувствие. Ждали катастрофу, и она разразилась.

Но, в таком случае, нельзя ли надеяться, что сегодняшние страхи российской интеллигенции (и радость наших недоброжелателей, и печаль сочувствующих, вроде Кьезы) преувеличены? Вот, в 1915-м году, хоть и боялись, хоть в самом деле тогдашнее общество вскоре было сметено, однако потом Россия, пусть в ином обличье, пусть ценой невероятных и неоправданных жертв, снова поднялась, выиграла величайшую войну, пер- вой вышла в Космос. И вообще, сколько раз в своей истории переживала Россия периоды упадка, разрухи, была близка к гибели, но постепенно опять собиралась и вставала перед миром обновленная, в еще большем могуществе.

Так, может быть, и сейчас мы просто пересекаем очередную черную полосу, и все происходящее - трагедия одного, самое большее, двух по- колений, но никак не конец света в отдельно взятой стране? Тем более, что, как бы ни бесились самые очумелые из национал-патриотов, боль- шинство наших сограждан вовсе не жаждет обязательного восстановления имперского величия и охотно согласилось бы на то, чтобы Россия возро- дилась не сверхдержавой, а пусть скромной, но спокойной и процветаю- щей страной. Хотя бы такой, как Испания, в прошлом мировая сверхдер- жава номер один, а ныне - вполне заурядное и вполне благополучное го- сударство. Неужели нам и такого не суждено?

Что ж, попробуем задать себе еще один вопрос: п о х о ж л и тот страх перед будущим, который мы испытываем сегодня, на пороге ХХI ве- ка, на давний страх времен Первой Мировой? И мы сразу почувствуем: нынешний страх - иной, природа его - иная. В 1915-м году боялись на- двигающейся катастрофы, это был как бы страх молодого, полного жиз- ненных сил человека перед угрозой убийства. Сейчас мы испытываем страх, подобный страху больного старика, осознавшего смертельный ха- рактер своей болезни. По сути, даже не страх, а чувство обреченности.

Что случилось, ведь каких-нибудь 20 лет назад, несмотря на все пе- режитые нами в ХХ веке трагедии и неисчислимые потери, несмотря на угрозу ядерной войны, несмотря на удушающую атмосферу застоя, интел- лигенция не мучалась предчувствиями "в духе старых мадьярских поэ- тов", не думала о погибели своей страны? Да, конечно, сейчас рухнула прежняя налаженная жизнь, распалась империя, кругом нищета и челове- ческие трагедии. Но неужели весь народ вот так, за два десятилетия, исторически мгновенно, с о с т а р и л с я? Эдакой быстроты, ка- жется, не допускает и Лев Гумилев с его пресловутыми "пассионарными циклами".