Сергей Семанов - Андропов. 7 тайн генсека с Лубянки

«Семен Липкин опубликовал в „Метрополе“ стихотворение „В пустыне“, об очередном еврейском исходе.

Не думаю, чтобы удел «исхода» и смены родины соответствовал сущности советского патриотизма. Однако удивляться нечему, все логично, потому что Липкин еще десять лет назад опубликовал в советской прессе стихотворение «Союз И». Я хорошо помню его главный рефрен: «Человечество быть не сумеет без народа по имени „и“…».

Далее Куняев пишет о поэме казахского поэта-полукровки Олжаса Сулейменова, ярого русофоба и любимца партийного начальства в Алма-Ате. Поэма бездарная и сверхидейная, но с характерным душком. Куняев цитирует:

Изобразить Ленина в образе вождя, поддерживающего сионистские идеи о «человечестве евреев», – это уж слишком! Нет, не таков был он, страстный борец против Бунда и всякого национализма, в том числе и еврейского, сторонник естественной исторической ассимиляции евреев в тех народах, где они живут».

Письмо Куняева в высший орган партии заканчивалось прямыми и резкими выпадами, которые там не часто приходилось слышать:

«Да что говорить о нашей прессе, о наших издательствах, о наших статьях и стихах! Достоевского полного собрания сочинений издать не можем – дошли до семнадцатого тома несколько лет тому назад и остановились в недоумении перед «Дневником писателя», в котором гениальный Достоевский уже фактически сто лет тому назад разглядел цели и суть тогда еще нарождающегося сионизма и писал, глубоко проникая в тайну его могущества: «А безжалостность к низшим массам, а падение братства, а эксплуатация богатого бедным, – о, конечно, все это было и прежде и всегда, но не возводилось же на степень высшей правды и науки, но осуждалось же христианством, а теперь, напротив, возводится в добродетель. Стало быть, недаром же все-таки царят там повсеместно евреи на биржах, недаром они движут капиталами, недаром же они властители кредита и недаром, повторю это, они же и властители всей международной политики»… Издание собрания сочинений задержано, и нет особенной надежды, что возобновится, если принимать в расчет нашу уступчивость по отношению к сионизму в области литературы. А о собрании сочинений Блока – я уж и не говорю. Все предыдущие собрания выходили с купюрами, там где Блок касался проблем еврейства и русофобства, – купюр этих около полусотни. Совершенно уверен в том, что собрание сочинений, готовящееся к столетнему юбилею Блока, появится в том же обрезанном виде. А что же появляется у нас в необрезанном виде? Размышления Гейне, работающие на идею мессианства, на прославление «избранного» народа, на националистическое высокомерие. Вот несколько мыслей из Собрания сочинений (М., 1959 г.).

«Еврейство – Аристократия, единый бог сотворил мир и правит им, все люди – его дети, но евреи – его любимцы, и их страна – его избранный удел. Он монарх, евреи его дворянство и Палестина экзархат Божий».

Или: «Мне думается, если бы евреев не стало и если бы кто-нибудь узнал, что где-то находится экземпляр представителей этого народа, он бы пропутешествовал хоть сотню часов, чтобы увидеть его и пожать ему руку…». Или: «…В конце концов Израиль будет вознагражден за свои жертвы признанием во всем мире, славою и величием»… Что это такое – как не националистически религиозные заблуждения, издавая которые громадным тиражом без комментариев, мы фактически работаем на сионизм, проповедуемый устами Гейне – крупного поэта вообще, но в данном случае маленького обывателя, находящегося в шорах иудаизма. Издание классиков – тоже политика. Но почему в результате этой политики почти расистские откровения Гейне мы популяризируем, а проницательные размышления Достоевского по этому поводу (мирового классика покрупнее, чем Гейне), которые работали бы в борьбе с сионизмом на нас, а не против нас, мы держим под спудом… Почему?

О многом еще можно было бы написать: о русофобстве как о форме сионизма – примеров более чем достаточно, о том, что в самые сложные и трудные, казалось бы, капиталистические страны чаще всего наш Союз писателей посылает людей, кокетничающих с диссидентством, что и подтвердилось фактом появления «Метрополя», о том, что эти люди заботятся не столько о пропаганде советской литературы – сколько о собственной рекламе, о собственных изданиях, о собственной популярности, а за все это приходится платить уступками в самом главном – в сознании своего патриотического долга перед родиной.

февраль 1979 г.».

О «письме Куняева» в тогдашней советской печати не появилось, разумеется, ни строчки, даже намеком. Более того, о нем не любили вспоминать еврейско-либеральные издания даже во времена разгула пресловутой «гласности» – уж больно неприятный для той среды был материал. Ну как объяснить, что проеврейские речения Гейне спокойно переиздавались в стране победившего интернационализма, а неприятные для евреев записи в дневнике Блока неукоснительно изымались при всех публикациях? Трудно было на это ответить даже при самой широкой «гласности». И не отвечали.

Автора письма вызвали для жестких объяснений замзав отделом пропаганды ЦК КПСС В.Н. Севрук и замзав отделом культуры А.А. Беляев. Однако Андропов и его ведомство никаких движений не проявили. Не написал о том в мемуарах и словоохотливый генерал Бобков, хотя, как уже говорилось, о «Метрополе» рассказал много и сочувственно.

Однако очень скоро андроповским людям и ему самому пришлось заняться делом русско-еврейской распри вплотную и основательно.

В конце апреля – начале мая 1979 года в Москве несколько десятков членов Союза писателей получили по домашним адресам размноженное на ротаторе письмо на трех убористых страницах, озаглавленное «По поводу письма Станислава Куняева. Об альманахе «Метрополь». В конце документа стояла подпись «Василий Рязанов», но ни у кого, видимо, не возникло сомнений, что это псевдоним. Вскоре этот же текст был разослан – тоже по спискам Союза писателей – в Ленинграде, а потом в Киеве. Хотя «письмо Рязанова» до сих пор (!) не опубликовано, а тогда о нем никаких официальных упоминаний, даже изустных, не было, о нем узнали, как говорится, «все». В том числе одним из первых и Юрий Владимирович. Работы для него и генерала Бобкова сразу же прибавилось.