Андрей Дикий - Евреи в России и в СССР

В это время мы получили известие о предстоящем проезде через Витебск генерала Алексеева и перед Военным Бюро стал новый ряд вопросов о тактике. Положение представлялось нам весьма сложным. Мы только что отправили протест против назначения Алексеева. Но сейчас по приезде Алексеев для нас остается представителем Верховного Главнокомандующего, высшей военной властью в стране. Следовательно, во всех вопросах передвижения войск его решение является окончательным. Но ведь Алексеев едет мириться с Корниловым – это очевидно, а мы считаем политику примирения – ошибкой, преступлением. Между тем Алексеев действует от имени Временного Правительства, которое мы решили поддерживать… Тем более, что Алексеев может аргументировать интересами фронта, оперативными соображениями, которые окутаны единой для нас, непосвященных… Таков ход мыслей, волновавших членов Военного Бюро местных Советов. В результате обмена мнений мы решили:

1. Высказать генералу Алексееву мнение витебских советов о том, что с Корниловым должен быть разговор, как с государственным преступником, что он должен быть арестован;

2. Доложить обо всех проведенных нами мобилизациях и передвижениях войск и поступить согласно его указаниям, как начальника штаба Главнокомандующего.

Затем Военное Бюро уполномочило А. Тарле и меня – как председателей Рабочего и Солдатского Советов – для встречи генерала Алексеева.

В 1 час ночи, стоя у прямого провода на вокзале, мы получили телеграфную ленту, которая вновь внесла резкие перемены. Эта лента содержала приказ Керенского полковнику Короткову в Оршу. В этом приказе Керенский требовал немедленной организации наступления на Могилев и ареста генерала Корнилова и других заговорщиков. Для нас, по прочтении этого приказа, стало ясно, что наша позиция оправдалась, что, заколебавшиеся было «сферы» спохватились и отказались от того плана, который незадолго до того йоручен Алексееву. Нам стало ясно, что миссия Алексеева не только осложняется, но, пожалуй, отпадает за ненадобностью. Как же теперь быть нам, членам Военного Бюро? Конечно, необходимо ознакомить Алексеева с приказом Керенского. Быть может, благодаря этому удастся сорвать план «гнилого компромисса»… С глубоким волнением мы стали ждать приезда генерала Алексеева, предчувствуя, что приказ Керенского должен особенно сильно подкрепить точку зрения Военного Бюро на ликвидацию корниловского мятежа.

В два часа ночи нам сообщили, что прибыл поезд генерала Алексеева. Он спал в салон-вагоне, и мы были введены в соседний вагон к сопровождавшим генерала Вырубову и Филоненко. Вырубов допытывался, в чем дело, но мы, конечно, хотели беседовать с генералом и попросили проводить нас к нему. Нас повели в салон-вагон, где нас встретил, заспанный старый генерал. Алексеев был лет 65-ти, среднего роста, с бритым, изрезанным морщинами лицом и длинными седыми усами, с внимательным и зорким взглядом. Он принял нас стоя и, вероятно, несколько недоумевая по поводу столь позднего визита. Мы изложили некоторые подробности произведенных нами военных операций в районе и точку зрения витебского Совета о недопустимости примирения и необходимости ареста Корнилова. Мы также добавили, что в Орше готовится наступление на Могилев и туда стягиваются войска, Алексеев очень взволновался и сказал:

– Все это, господа, результат глубоких недоразумений, сложный клубок взаимного непонимания. Перед отъездом в Петрограде мы вполне договорились с Александром Федоровичем. Мы выбрали мирный путь для улажения вопроса. Я убежден, что конфликт искусственно раздут, что он сам собой рассосется. То, что вы делаете, – не требуется положением вещей, разлагает нашу армию и подрывает авторитет командного состава. Я принял назначение в полном согласии с Временным Правительством и надеюсь, что мне удастся мирно договориться с генералом Корниловым.

Тогда я протянул Алексееву свернутую кружком ленту: вот приказ Керенского наступать на Могилев!…

Помню, генерал Алексеев разворачивал с конца телеграфную ленту и долго читал приказ Керенского полковнику Короткову

– Ах, Александр Федорович! – воскликнул он несколько раз, как бы не считая возможным нам высказать все свои тяжелые мысли по поводу непостоянства Керенского… Ах, Александр Федорович, ведь, кажется, мы в Петрограде обо всем договорились. Я заявил, что только при условии мирного улаження конфликта могу принять на себя это поручение, могу ехать в ставку…

Очень взволнованный, Алексеев хотел немедленно получить прямой провод к Керенскому, но провод на вокзале все время был занят. Мы вспомнили, что в штабе Двинского военного округа в городе имеется провод и поехали туда в автомобиле. Там, в отдельной комнате, предварительно долго проверяя и устанавливая с кем говорит, Алексеев беседовал с генералом Лукомским, выясняя положение в ставке и убеждая Корнилова сдаться.

Мы сидели рядом в комнате, с нами был третий, советский комиссар при Округе, Яковлев, знакомившийся с положением.

Был уже пятый час утра, когда встревоженные, вбежали в штаб начальник Военного Округа генерал Байов, его адъютант барон Кехли, генерал Голубовский и с упреком обратились к нам: как это вы нас не уведомили о приезде генерала Алексеева? – Нам было не до вас, господа, – ответили мы…

Более часа вел Алексеев разговор со ставкой и когда вышел к нам, он имел утомленный и старческий вид. Поздоровавшись с представителями округа, он попросил оставить нас одних. – На наш вопрос, как нам быть с передвижением войск в окрестности, он ответил, что не видит в этом нужды. Но – делайте, как знаете – махнул он рукой. На вопрос о положении он сказал: еду в Оршу, а там посмотрим. Постараюсь, по мере сил, добиться мирного исхода конфликта… И тут неожиданно он произнес горячее слово:

– Мы с вами, господа, люди разные и вряд ли поймем друг друга. Но, как старый человек, я скажу вам: больна Россия и смертельно больна ее армия… Самочинные организации сеют раздор внутри армии и она разлагается заживо. Мы, старые люди, мечтавшие о том, что в свободной России будет создана мощная армия, мы видим: грозный враг несет гибель родине…

Вся смута в стране, сепаратизм окраин – все это дело хитрого и сильного врага. Германский штаб еще с 1879 года отпускает огромные суммы в секретный фонд по субсидированию украинофильского движения… А тут еще эти солдатские советы, это постоянное вмешательство в командование, это преступное братание на фронте…

Если в начале речи мы почувствовали в этом генерале политика, принимающего близко к сердцу, по-своему, интересы России, то последние слова, сказанные с горечью, не могли не вызвать нашего отклика: