Василий Песков - Таежный тупик

– Вокруг вас в тайге много было всяких зверей и птиц. Кого из них ты больше всего любила?

– Маралов. (Смеется.) Когда попадались в ловчую яму...

– А не припомнишь ли день каких-нибудь не опасных, но больших забот для семьи?

– Однажды мы потеряли счет дням и всполошились: когда праздники, когда будни? Стали всё вспоминать. У меня память была хорошая, и я поставила всё на место.

– А какое у нас число сегодня?

– По мирскому – 24 июня. А от Адамова лета – 11 июня 7513 года.

– Какое событие взволновало семью вашу до встречи с геологами?

– Один раз тятя и Дмитрий ловили рыбу, и их увидели люди с лодки. Откуда они взялись, мы не знали, и все испугались: что теперь будет? А в другой раз низко, так, что сажа из трубы сыпалась, пролетал над заимкой двухэтажный (двукрылый) самолет. Мы испугались, попрятались в кедраче, но всё прошло без последствий. К нам никто не явился.

– Ну а когда люди появились в 1979 году...

– Тятя-то первый увидал и заговорил, кто мы, откуда. А мы с Натальей так испугались, что заголосили. Но всё обернулось радостью. Уже вечером сидели с геологами у костра – они нас расспрашивали, и мы их.

– С того дня живешь уже 26-й год. Многих людей из мира узнала. Как ты считаешь, хорошо, что люди вас «нашли», или лучше бы жить, как жили?

– Мы сразу решили: людей послал нам Бог. Какая была наша жизнь – обносились, все лопотинки в заплатах. Страшно вспомнить, ели траву, кору. Поумирали бы все, и никто не узнал бы, что жили. А люди много добра нам сделали. И никто ничем не обидел, только помогали. А когда ты написал в газете – нас с тятенькой завалили всякими дареньями: посудой, одеждой, обувкой, разной справою для хозяйства.

– Что для вас поначалу было самым ценным в этих подарках?

– Соль! Попробовали солёную еду и уже ничего непосоленного хлебать не могли.

Рисунки Агафьи:

– Вы часто стали бывать у геологов. Что вас там особенно поразило, удивило?

– Ну разве можно обо всем рассказать. Мы с Митей, помню, стояли, разинув рот, у лесопилки. Бревно само лезет под зубья. И сразу получаются доски – гладкие, ровные. Мы-то всё топором вытёсывали...

– А самолеты, вертолеты, телевизор, лодка с мотором...

– Дык тоже всё было как в сказке... Но телевизор-то – дело греховное. А вертолет... Сейчас вижу: славно люди измыслили. Что без него в тайге делать? Кто бы ко мне добрался сюда?

– А не страшно летать?

– Страшно. Но уж привыкла. И все ведь летают. Тебе не страшно?

– Видишь, как много люди всего придумали, пока Лыковы жили в тайге. А ты сама у людей за последние годы чему-нибудь научилась?

– Ну чему?.. Читать и писать мама учила. Разные дела иголкой, ножом, топором знаю с детства. Всё своими руками – даже печь вот сложила. Но об одном деле все-таки надо сказать. Научилась печь настоящий хлеб. Гляди вот – не стыдно и тебя угостить.

– Я посмотрел: весь чердак завален разного рода дареньями. А что из всего оказалось для тебя самым нужным?

– Самым нужным... Резиновые сапоги, посуда, топоры, свечи, фонарики, батарейки. И часы! Так хорошо чикают и даже разбудить могут.

– А еда... Ты помнишь, как мы учились с тобою козу доить?

– Как не помнить! (Смеется.) Я ведь первый раз видела тогда коз. Хорошо, что ты их привез. Молоко поставило меня на ноги. Больше всего молока тогда не хватало. Ну и куры нужными оказались, и кошки...

– Какая работа для тебя сейчас самая трудная?

– На полив воду из реки в гору таскать.

– А самая приятная?

– Перед молитвой ночью читать «Новозыбковский календарь» – узнавать про житье разных благочестивых людей.

– О ком читала в последний раз?

– Об Иоанне Златоусте.

– А как ты смотришь на жизнь Ерофея?

– С сочувствием, хотя иногда мы и поругиваемся. Тяжкая у него судьба. Всё потерял: семью, работу, избу, ногу... Тяжело ему и тут, на Еринате. Дрова готовить и с двумя ногами – дело нелегкое. А он – с одной...

– Кедр, какой тут рядом стоит и под которым ты родилась... Сколько, думаешь, ему лет?

– Да раза в три он старше меня.

– Значит, когда родилась, это было уже огромное дерево. Но ведь когда-нибудь оно упадет. Всякая жизнь, как эта вот свечка, сгорает и потухает. Ты иногда думаешь об этом?

– Как не думать. Думаю часто. Даже зверю жизнь мила, дорога...

– Смерти боишься?

– Не знаю, как и сказать. Думаю, смерть страшна всем. Но человека спасают мысли о другой жизни, когда все умершие воскреснут.

– Но если человека сожрал медведь, какое же воскрешенье?

– О! С Божией помощью всё опять соединится...

– С болезнями тебе одной будет тут жить всё труднее. Может, все-таки к родственникам в Килинск?..

– Нет, Василий. Ехать туда – это ехать за смертью. Никому я там не нужна. И мне тоже всё там чужое. Лучшего места, чем тут, для меня нет. Всё дорого: и эта гора – вижу её каждый день из окошка, и шумная днем и ночью река, и запахи, таких нигде больше нет. Выйду глянуть, как солнце садится, – сердце от радости замирает. Это мой рай на земле.

В конце «философской» части этой беседы мы помолчали. Агафья взяла будильник: «Чикает... Скоро она полетит...» Ракета «Протон» с Байконура пролетела точно минута в минуту. За облаками в вышине слышен был негромкий хлопок. Это взорвалась отделившаяся вторая ступень ракеты.

Василий ПЕСКОВ

Фото автора.

В позапрошлом году Еринат переходили мы вброд. Это было непросто даже для людей опытных. В этом году река вскрылась поздно, половодье на ней было бурным – Еринат вернулся в прежнее русло, вода неслась с бешеной скоростью, катила камни, подмывала деревья по берегам. О переправе вброд нечего было и думать. Вертолет сел на каменный островок, и мы, почти не замочив ног, перебежали к ожидавшим на берегу нас трем людям: Агафье, Ерофею и незнакомому парню, как оказалось, три дня назад пришедшему сюда, одолев по тайге сто пятьдесят километров.

В то утро на Байконуре ракету «Протон» с важным космическим грузом провожали Путин и Назарбаев. Через восемь с половиной минут после старта ракета прошла над хозяйством Агафьи, сбросив отработавшую своё вторую ступень. Летчики и специалисты природнадзора полетели по точкам собирать образцы растений и грунта, на которых могли остаться следы ракетного ядовитого топлива. (Попутно скажем: этот многолетний контроль пока никаких результатов не дал – с высоты в тридцать километров, как и просчитывали специалисты, частицы топлива второй ступени в атмосфере, видимо, «растворяются».)