Михаил Габович - Памятник и праздник: этнография Дня Победы

«Ну, конечно, “Ника” — символ победы, естественно, [она] нравится» (мужчина, представившийся ветераном внутренних войск, 60–65 лет).

Впрочем, были респонденты, которые или вовсе не замечали памятники (отец, стоявший с сыном в очереди в музей, на вопрос, какие памятники они видели, сообщил: «Ну, нам памятники особо не попадались, так, ходили просто, гуляли по парку. Они просто не попадались»; женщина (30 лет, с дочерью) сказала: «Мы до памятников не дошли, устали очень», или отрицали связь памятника с событием: «Он не связан с 9 мая вообще» (мужчина, 20–22 лет).

Между «Никой» и входом в музей расположен Вечный огонь. На время празднования Дня Победы возле Вечного огня был организован торжественный караул из учеников военных училищ. Раз в 15 минут свободная для передвижений площадь перед Вечным огнем превращалась в зону официальной церемонии: мужчины в военной форме просили публику выстроиться в каре, по периметру которого происходило движение почетного караула и его смены. Ритуал длился несколько минут, после чего площадь снова становилась свободной для передвижения. К Вечному огню то и дело возлагали цветы и фотографировались (как на фоне Вечного огня, так и — чаще — в момент возложения цветов). Те, кто не успевал сделать это до смены почетного караула, ожидали, стоя в каре, после чего шли к Вечному огню. На ступеньках музея находилось много людей — это одно из редких мест, где можно было постоять или посидеть в тени. Женщина 30–35 лет, живущая неподалеку, приехала на Поклонную гору впервые, потому что «дети выросли достаточно, чтобы им можно было рассказать о войне». Ее главная цель — музей и выставка военной техники. По поводу Вечного огня она цитирует нам то, что говорит своим детям: «Пока он горит, мы помним».

Трансляция опыта детям оказывается важной мотивацией посещения Поклонной горы и для респондентки, встреченной возле памятника «Трагедия народов». Она стоит внутри полукруга, образованного бронзовыми фигурами, и рассказывает сыну и дочери о том, как много людей погибло во время Великой Отечественной войны:

«Я стараюсь привить детям к нашей истории любовь. Таким образом, потому что это очень важно… У меня двое детей, они разного возраста, и сейчас, когда моему мальчику шесть лет исполнилось, это уже более ему интересно, он более осознает понятие какого-то великого праздника, подвига».

Изначальная функция памятника «Трагедия народов» формулировалась как увековечивание памяти жертв фашистского геноцида, а стилистическое решение отсылало к мировой традиции памятников жертвам Холокоста (например, памятнику убитым евреям «Яма» в Минске). Последующее расширение интерпретации привело к потере очевидного и общего для посетителей парка смысла. Теперь это памятник не жертвам конкретного исторического события, а в целом страшной насильственной смерти. Борис Дубин отмечает:

«Холокост вообще не относится для россиян к наиболее значительным или чудовищным событиям ХХ века, и понятно почему: он государственно не признан, не институционализирован и не зафиксирован официально — например, в общедоступных учебниках истории»[12].

Так, респондентка с детьми, вторя официальной линии на умолчание национального характера геноцида, специально подчеркивает, что ее дед был этническим украинцем, и рассказывает нам семейную легенду:

«Я могу пересказать одну из его страшнейших историй. Не могу вспомнить конкретно, какой это был концлагерь. Когда он уже был готов к сжиганию, он стоял в очереди в топку, и его спас мальчик маленький. Он посмотрел ему в глаза и показал рукой, что можно спрятаться между дверью этой топки и какой-то просто там… углубление. Спрячься и передай всем, чтобы сражались и победили. Вот. Таким образом мой дед остался жив, а этот ребенок погиб, сгорел в этой печке… Нет, он не был евреем, он с Украины. Просто он так попал. Мне кажется не только евреев, это касалось всех. И женщин, и мужчин. Проводились опыты — я вот детям своим рассказывала, что та Германия, которая была в тот момент, проводила опыты на людях — просто немножко из истории, читала. Все лекарственные препараты… Из детей, я знаю, брали кровь для нужд своих, потом… волосы женщин шли на всякие парики, на изготовление подушек».

В конфликте между праздничностью и трагическим значением памятника респондентка принимает сторону трагизма и подчеркивает воспитательное значение мемориала:

«Это День победы. Я говорила детям, когда мы сюда ехали, что это не увеселительное мероприятие, это мероприятие нашей истории, поэтому никаких батутов, там, развлекательных паровозиков не будет. Но вот очень хочет сувенир в виде пилотки, мы вот пытаемся ее найти, я так понимаю, она где-то там далеко продается… Тяжелое такое для него понятие, когда не развлекательное. Все-таки у нас дети не особо приучены, когда более… познавательный вариант… А мне, как матери, хотелось бы, чтобы мои дети понимали, что причинение горя другим — это очень нехорошо. Чтобы они почувствовали, что наш народ это уже на себе перенес, чтобы у них не было желания нанести какого-либо вреда другим. Нужно жить в мире всем, со всеми, мы всем рады, только когда они приходят к нам всем с миром, ни в коем случае не с войной. Мне бы хотелось, чтобы мои дети это понимали, чтобы не было никаких расовых предрассудков, никто не говорил — ты белый, я черный».

Молодые женщины неподалеку от монумента жертвам геноцида рассказывают, как они были поражены, когда в первый раз увидели композицию. После чего интерпретируют изображение так:

«Мне кажется, скульптор ясно изложил всю трагедию народов, их количество. И этот уходящий поезд, ботиночек — это тоже… Про какой народ здесь говорится? Судя по надписям, про весь советский народ…»

По другую сторону памятника «Трагедия народов» с изображением вещей, игрушек и обуви убитых в концлагерях людей играют молодые люди и родители с детьми: они в шутку «примеряют» бронзовые ботинки и позируют возле игрушечного паровозика. О том, почему эти вещи являются частью скульптурной композиции, они не знают. Молодая девушка позирует для фотографии: она кокетливо прислонилась к фигуре ребенка, ждущего, по задумке скульптора, своей очереди в газовую печь.

Большая часть родителей у памятника «Трагедия народов» никак не взаимодействуют со скульптурным изображением и запрещают детям трогать скульптуры — одергивают их, когда те залезают на покатый гранитный бортик, чтобы съехать с него, как с горки. Проблема выбора между двумя стратегиями в отношении памятника — сакральной и интерактивной — осталась нерешенной, что особенно хорошо видно на примере памятников на Поклонной горе. Всем детям позволено забираться на военную технику в музее под открытым небом, только некоторым разрешено трогать памятник «Трагедия народов», а в некоторых случаях запрещено трогать объекты, не обладающие исторической ценностью и никакого отношения к художественному осмыслению Великой Отечественной войны не имеющие. Так, на площади перед музеем находится подиум в виде красной пятиконечной звезды. Эта временная конструкция была возведена и использовалась на праздничных мероприятиях для школьников 8 мая. В День Победы на подиум-звезду взобрались маленькие дети в окружении своих родителей, но проходящие мимо молодые люди в военной форме с красными повязками дружинников сделали им замечание и потребовали увести детей от «мемориального» объекта.