Михаил Габович - Памятник и праздник: этнография Дня Победы

Важно отметить, что День Победы (как и историческая политика беларусского государства в целом) предстает сочетанием различных идеологических комплексов: при очевидном стремлении аутентичного воспроизведения советского ритуала он обретает совершенно иное значение в условиях независимой Республики Беларусь. День Победы в Беларуси через торжественное утверждение роли беларусского народа в победе над фашизмом укрепляет легитимность государства, его притязания на политическую и культурную автономию. Руководство страны выступает главным агентом коммеморации, представляя свои действия как неустанную заботу о сохранении памяти — и успешно собирая символические бонусы, связанные с такой позицией.

Празднование Дня Победы в Минске носит ярко выраженный этатистский характер, в архитектуре мероприятия центральное место отводится руководству страны, которое выступает главным агентом коммеморации. Все праздничные мероприятия 9 мая подчинены символическому ядру — «торжественному шествию ветеранов Великой Отечественной войны», которое на самом деле возглавляет президент Беларуси Александр Лукашенко. В шествии ветеранам отводится пассивная роль легитимации происходящего действия через символическое присутствие, тогда как фокусы телекамер направлены на президента. Именно он выступает с речью, которая задает смысл и качественные характеристики Дню Победы. Сам ход торжественного шествия максимально регламентирован сценарием, каждое действие заранее предусмотрено. Государство формулирует программу празднования, в рамках которой публике можно действовать только по очень узкой траектории — стороннего наблюдателя либо благодарного зрителя развлекательной программы.

P. S. События в Украине 2014 года не могли не повлиять и на политику коммеморации в Беларуси. Усилилась и обострилась тенденция к выстраиванию автономного празднования Дня Победы, независимого от российских практик. Был введен запрет на использование государственными структурами «георгиевских ленточек», вместо этого было создана собственная символика — «яблоневый цвет», которую в первую очередь стали продвигать государственные молодежные организации. Началась борьба и с попытками перенести на Беларускую почву акцию «Бессмертный полк», за которой чувствуется расширение российского культурно-политического пространства. Это обострение борьбы с российским влиянием накладывается на традиционное дискурсивное противостояние с политической оппозицией за «правду о войне» и за «правильный» формат коммеморации (практики скорби против официальных парадов и шествий). Ситуация с пандемией коронавируса дала новую жизнь этим протестам, особенно нацеленным против парада, запланированного на празднование 75-летия Дня Победы.

[1] Onken E.-C. The Baltic States and Moscow’s 9 May Commemoration: Analysing Memory Politics in Europe // Europe-Asia Studies. 2007. Vol. 59. No. 1. P. 23–46.

[2] Ластовский А. Тень советского прошлого над Беларусью и Россией // Реорганизация пространства и идентичности: двадцать лет спустя, 1991–2011. М.: РГГУ, ИЭА РАН и др., 2012. С. 309–325.

[3] Wilson A. Myths of National History in Belarus and Ukraine // Hosking G., Schöpflin G. (Eds.). Myths and Nationhood. London: Hurst, 1997. P. 182–197; idem. National history and National identity in Ukraine and Belarus // Smith G., Law V., Wilson A., Bohr A., Allworth E. (Eds.). Nation-Building in the Post-Soviet Borderlands: The Politics of National Identities. Cambridge; New York: Cambridge University Press, 1998. P. 23–47; Kuzio T., Nordberg M. Nation and State Building. Historical Legacies and National Identities in Belarus and Ukraine. A Comparative Analysis // Canadian Review of Studies in Nationalism. 1999. Vol. 26. No. 1–2. P. 69–90; Marples D. Belarus: A Denationalized Nation. Amsterdam: Harwood Academic, 1999; Abdelal R. Memories of Nations and States: Institutional History and National Identity in Post-Soviet Eurasia // Nationalities Papers. 2002. Vol. 30. No. 3. P. 459–484; Kuzio T. History, Memory and Nation Building.

[4] Marples D.R. Europe’s Last Dictatorship: Roots and Perspectives of Authoritarianism in ‘White Russia’ // Europe-Asia Studies. 2005. Vol. 57. No. 6. P. 895–908.

[5] Kuzio T. History, Memory and Nation Building.

[6] Brzozowska A. Symbols, Myths, and Metaphors: the Discursive Battle Over the ‘True’ Belarusian Narrative // Slovo. 2003. Vol. 15, No. 1. P. 49–58; Ioffe G. Understanding Belarus: Belarusian Identity // Europe-Asia Studies. 2003. Vol. 55. No. 8. P. 1241–1272; Gapova E. The nation in between; or, why intellectuals do things with words // Forrester S., Zaborowska M. J., Gapova E. (Eds.). Over the Wall/After the Fall: Post-Communist Cultures through an East-West Gaze. Bloomington; Indianaopolis: Indiana University Press, 2004. P. 65–87; Leshchenko N. A fine instrument: two nation-building strategies in post-Soviet Belarus // Nations and Nationalism. 2004. Vol. 10. No. 3. P. 333–352; Гансэн І. Прастора беларускага палітычнага дыскурсу і яго візуальныя і пэрфарматыўныя элементы // Геапалітычнае месца Беларусі ў Эўропе і сьвеце / Пад рэд. В. Булгакава. Warszawa: Wyższa Szkoła Handlu i Prawa im. Ryszarda Łazarskiego w Warszawie, 2006. С. 121–133; Ioffe G. Culture Wars, Soul-Searching, and Belarusian Identity // East European Politics and Societies. 2007. Vol. 21. No. 2. P. 348–381; Гужон А. Национализм и идентичность в Белоруссии // Франко-российский научный альманах. 2007. № 1. www.centre-fr.net/article=127; Rudkouski P. Białoruska idea narodowa w XXI wieku. Lublin, 2008.

[7] Pershai A. Questioning the Hegemony of the Nation State in Belarus: Production of Intellectual Discourses as Production of Resources // Nationalities Papers. 2006. Vol. 34. No. 5. P. 623–635; Leshchenko N. The National Ideology and the Basis of the Lukashenka Regime in Belarus // Europe-Asia Studies. 2008. Vol. 60. No. 8. P. 1419–1433; Дракохруст Ю. С чего начинается Родина? // Неприкосновенный запас. № 6(56). 2008. http://magazines.russ.ru/nz/2007/6/dr9.html; Радлінг П. Вялікая Айчынная вайна ў сьвядомасьці беларусаў // ARCHE. № 5. 2008. C. 43–64; Саганович Г. Историческая политика в постсоветской Беларуси // Русский вопрос. № 2. 2009; Goujon A. Memorial Narratives of WWII Partisans and Genocide in Belarus // East European Politics and Societies. 2010. Vol. 24. No. 1. P. 6–25; Рудлінг П. А. Лукашэнка і «чырвона-карычневыя»: дзяржаўная ідэалогія, ушанаванне мінулага і палітычная прыналежнасць // Палітычная сфера. 2010. № 14. C. 90–113; Браточкин A. Генезис, основные проблемы и европейское измерение «исторической политики» в Беларуси // Пути европеизации Беларуси: между политикой и конструированием идентичности (1991–2010) / Под ред. О. Шпараги. Минск: И. П. Логвинов, 2011. C. 155–197; Marples D. History, Memory, and the Second World War in Belarus // Australian Journal of Politics & History. 2012. Vol. 58. No. 3. P. 437–448; К’яры Б., Маер К. Усенародная вайна і гарады-героі: міф Вялікай Айчыннай вайны ў Беларусі // ARCHE. 2013. № 2. C. 24–42; Гужон А. Партызаны і генацыд Другой сусветнай вайны ў беларускіх наратывах памяці // ARCHE. 2013. № 2. C. 85–104; Марплз Д. Гісторыя, памяць і Другая сусветная вайна ў Беларусі // ARCHE. 2013. № 2. C. 105–119.

[8] Weiner A. Making Sense of War: The Second World War and the Fate of the Bolshevik Revolution. Princeton: Princeton University Press, 1996. P. 638.

[9] Pearson R. The Rise and Fall of the Soviet Empire. Basingstoke: Palgrave McMillan, 2002. P. 45.

[10] Гриневич В. Расколотая память: Вторая мировая война в историческом сознании украинского общества // Память о войне 60 лет спустя: Россия, Германия, Европа / Под ред. М. Габовича. М.: Новое литературное обозрение, 2005. С. 419–435.

[11] Ситникова Д. Партизан: приключения одного концепта в стране большевиков // Белорусский формат: невидимая реальность / Под ред. А. Усмановой. Вильнюс: ЕГУ, 2008. С. 413.

[12] Урбан М. Беларуская савецкая эліта (1966–1986): алгебра ўлады. Вільня: ЕГУ, 2010.

[13] Ластовський А. Місто як монумент Перемоги: Київ і Мінськ // Схід / Захід. Історико-культурологічний збірник. Вып. 15. 2011. С. 125–144.