Леонид Млечин - Россия и Китай. Дружили, воевали, что теперь?

Это была демонстрация силы. Начальник штаба американской авиации генерал Натан Твайнинг грозно говорил:

– Я не думаю, что три небольшие атомные бомбы, если их положить точно в цель, принесут слишком много неприятностей. Зато они преподадут китайцам хороший урок.

В пятидесятые годы Мао постоянно демонстрировал готовность силой захватить Тайвань, куда, проиграв гражданскую войну, с остатками войск бежал бывший президент Китая Чан Кайши. Историки полагают, что он провоцировал Соединенные Штаты на резкие ответные меры, чтобы под предлогом американской опасности получать от Советского Союза военную технику и самые современные технологии.

Постепенно тональность высказываний Мао Цзэдуна в отношении США начала меняться, хотя немногие в ту пору заметили эту перемену. В 1965 году он сказал американскому писателю Эдгару Сноу, поклоннику китайской революции и автору книги «Красная звезда над Китаем»:

– Я лично сожалею, что силы истории разделили американский и китайский народы. Тем не менее, я не верю, что это закончится войной, что стало бы одной из самых страшных трагедий в истории.

Его слова остались неуслышанными.

7 апреля 1965 года президент Линдон Джонсон оправдал американское вмешательство во вьетнамские дела коварными замыслами Китая:

– Над всей Азией нависла тень коммунистического Китая. Ханойские властители подталкиваются Пекином. Противостояние во Вьетнаме — часть более широких агрессивных замыслов…

Но Мао не имел отношения к вьетнамской войне. Его вообще мало интересовала мировая революция. Он говорил Эдгару Сноу:

– Если где–то происходит революция, мы делаем заявления и проводим митинги в ее поддержку. Мы любим произносить пустые слова, но мы не посылаем войска.

В октябре 1967 года будущий президент Ричард Никсон писал в журнале «Форин афферс» в статье «Азия после Вьетнама»:

«С позиций длительной перспективы мы просто не можем позволить себе навсегда оставить Китай за пределами семьи народов, чтобы он, находясь в таком состоянии, вынашивал фантастические замыслы, копил ненависть и угрожал соседям. На нашей маленькой планете нет места, где бы миллиард китайцев — потенциально самый способный народ — мог жить в состоянии злобной изоляции…

Необходима политика, рассчитанная на то, чтобы убедить Пекин, что он может обеспечить свои интересы, только восприняв основные правила международной корректности. Эта политика означает возвращение Китая в мировое сообщество, но в качестве великой и развивающейся страны, а не центра мировой революции».

В марте 1968 года Никсон предсказал, что Советский Союз станет более сговорчивым из–за плохих отношений с Китаем. В определенном смысле он оказался прав. Советник президента Соединенных Штатов Генри Киссинджер вспоминал:

«18 августа 1969 года сотрудник советского посольства в Вашингтоне спросил чиновника госдепартамента, какой будет реакция США, если СССР нанесет удар по ядерным объектам Китая. Я отнесся к этому сообщению достаточно серьезно, чтобы собрать заседание вашингтонской группы специальных действий — подкомитета Совета национальной безопасности, занимающегося разработкой планов на случай непредвиденных обстоятельств».

Первый сигнал о желательности сближения пришел в Вашингтон из Китая после ввода советских войск в Чехословакию в августе 1968 года.

Китайцы хотели избавиться от угрозы войны на два фронта — против Советского Союза и против Соединенных Штатов, выйти из международной изоляции и продемонстрировать всему миру свою значимость.

В 1969 году вражда между Москвой и Пекином приобрела зловещий военный аспект. Когда произошли столкновения советских и китайских войск на берегах реки, о которой раньше никто в Америке и не слышал, Вашингтон без колебаний повернулся лицом к Китаю.

Ричард Никсон не упустил возможности войти в историю как политик, который восстановил отношения с Пекином.

Бои на острове Даманский были задуманы китайцами как попытка произвести шоковое впечатление на советских лидеров, напугать их. Типично китайская тактика: вместо того, чтобы добиваться военной победы, нанести психологический удар и заставить противника отказаться от самой идеи войны.

Но Мао ошибся: реакция Москвы была иной. Началось усиленное военное строительство по всей линии границы. И Пекин стал обхаживать Вашингтон.

Генри Киссинджер был убежден, что нельзя допустить поражения Китая в войне с Советским Союзом, потому что после этого вся военная мощь СССР повернулась бы против Запада. В августе 1969 года на заседании Совета национальной безопасности президент Никсон сказал, что в нынешней ситуации Советский Союз опаснее Китая и не в интересах

Соединенных Штатов допустить, чтобы советская армия размазала Китай…

Это была революция во внешней политике. Впервые президент США провозгласил, что американцы заинтересованы в выживании коммунистической державы, с которой они даже не имели дипломатических отношений.

«Китай имел для нас такое важное значение не потому, что он был сильным, — писал Киссинджер. — Чжоу Эньлай говорил, что его страна не является сверхдержавой, и был, безусловно, прав. Если бы Китай был сильнее, он бы не стал так настойчиво добиваться улучшения отношений с нами. Мы нужны были Пекину для того, чтобы он мог выйти из изоляции и для противовеса смертельной угрозе, нависшей над ним с севера. Нам же Китай нужен был для того, чтобы мы могли придать нашей дипломатии больше гибкости».

Пекин маневрировал очень умело. Китай в отношениях с Соединенными Штатами перешел от враждебности к союзу. И проделал обратную эволюцию в отношениях с Советским Союзом. Имея дело с двумя великими ядерными державами, Мао думал о главном: не дать им объединиться против Китая. Он предпочел сблизиться с Америкой, чтобы гарантированно уйти от войны с Советским Союзом.

«Так начался, — вспоминал Киссинджер, — сложный менуэт между нами и китайцами, настолько тонко организованный, что обе стороны всегда могли утверждать, что между ними нет контакта; менуэт исполнялся в таком стиле, что ни одна страна не должна была нести ответственность за проявление инициативы».

Первыми американцами в Пекине оказались члены американской команды по настольному теннису, которых пригласил лично Мао. 14 апреля 1971 года их принял глава правительства Чжоу Эньлай.

Уолтер Стессел, посол США в Польше, получил указание наладить контакты с китайцами, а те буквально бегали от американцев, пытавшихся с ними заговорить и куда–нибудь пригласить. Стессел увидел китайского дипломата на выставке и передал послание из Вашингтона: американцы готовы к серьезным переговорам. У китайского дипломата едва не начался сердечный припадок, он не знал, что ответить. Контакты налаживали через румын и пакистанцев.