Хедрик Смит - Русские. Книга 1

Живя вдали от Советского Союза или приезжая туда ненадолго и сталкиваясь с таким нетипичным случаем, как карьера Марии Федоровны, некоторые американки с завистью говорят о своих советских подругах. Но при ближайшем рассмотрении их жизнь выглядит совершенно иначе. Я не встречал ни одной американки, которая, прожив в России достаточно долго, чтобы действительно понять жизнь советской женщины, согласилась бы с ней поменяться. Чем же это объясняется? Как говорят сами русские женщины, массовое участие в общественно-полезном груде еще не является, вопреки предсказанию Ленина и утверждениям некоторых западных феминистов, панацеей от всех бед. Со многих точек зрения, это только усложнило жизнь. Некоторые русские женщины чувствуют себя настолько угнетенными, что одна из них даже сказала своей американской собеседнице, моей знакомой: "Надеюсь, что у меня родится мальчик, а не девочка. Мальчику жить гораздо легче".

Несмотря на то, что марксизм-ленинизм проповедует и "гарантирует” равенство женщины, традиционный мужской шовинизм, который развит в России весьма сильно, сдал свои позиции при советской власти лишь незначительно. Убежденность в мужском превосходстве и женской "второсортности” настолько живуча, что ею пронизан весь народный юмор русских, как правило, отражающий глубоко укоренившиеся представления. Вспоминаю популярную миниатюру, поставленную Ленинградским театром сатиры. Четыре здоровенные женщины сидят дома у одной из них, играют в карты, шумно выпивают, орут песни, вспоминают свои подвиги в годы войны, а тем временем муж хозяйки, который явно находится под каблуком у жены, прислуживает у стола. Женщины все больше пьянеют, все больше теряют контроль над собой, а робкий мужчина, напялив смешной фартучек, послушно хватается то за одну домашнюю работу, то за другую. Напрасно пытается он положить конец пьянке, подсовывая чай и бутерброды взамен бутылки с водкой, — разгулявшиеся женщины не выпускают бутылку из рук, ругая его за грязный стол и плохую закуску. Но вот, слава богу, гулянка заканчивается, женщины поднимаются и начинают пьяно шататься по сцене; бедный "хозяин дома” старается напялить на них пальто и выпроводить за дверь. Гостьи, наконец, уходят, а он пытается уложить пьяную жену в постель, но когда он хочет снять с нее туфли, она игриво щиплет его за зад, а он визжит: "Не трогай меня!” Затем супруги с руганью начинают выяснять, чья зарплата ушла на водку. Русская публика нашла все это в высшей степени остроумным. Здесь любят грубые шутки. Все, конечно, сразу поняли, что эта сценка — пародия, что здесь шиворот-навыворот показаны роли, в действительности отведенные супругам в русской семье, где жена делает всю домашнюю работу, а муж, придя с работы, усаживается за газету или смотрит телевизор, либо выпивает с друзьями.

Незадолго до моего отъезда в Москву одна американка русского происхождения дала мне пару брошюр с русскими пословицами и поговорками. Я был поражен вопиющим мужским шовинизмом некоторых из них: "Женщина не кувшин, бей — не разобьется”; "Выслушай совет жены и сделай наоборот”; "Собака умнее женщины — она хозяина не укусит”. Женщины из простой рабочей среды до сих пор считают, что мужьям положено много пить и грубо с ними обращаться. Жена одного западного дипломата рассказала мне, что ее русская домработница, узнав, что муж хозяйки никогда не напивается и не колотит ее, вынесла свой в высшей степени русский приговор: "Ну разве это мужчина!”

Такое отношение к женщине, идущее в основном от деревенского уклада и передаваемое из поколения в поколение, нашло свое отражение в анекдоте, самом обескураживающе откровенном из всех анекдотов о мужском превосходстве, слышанных мной в России. Интересно, что рассказал его мне молодой образованный человек, женатый, горожанин. Он утверждал, что это — меткая сатира на отношение мужчины к женщине в России. В нем рассказывается о характерных особенностях людей разных национальностей. Испанцев, французов, англичан и русских группами по три человека — двое мужчин и одна женщина — расселили по необитаемым островам. Ученый, проводящий этот опыт, уехал на несколько месяцев и, вернувшись на остров, где он оставил испанское трио, нашел только одну женщину. На вопрос, где же мужчины, она удрученно ответила: "0, они убили друг друга на дуэли из-за меня". На острове, где были англичане, он увидел всех троих в тех же углах, где он их оставил. На вопрос ученого, в чем дело, один из мужчин ответил: "Вы забыли представить нас друг другу, как полагается”. На французском острове царил образцовый порядок, и один из мужчин возделывал превосходно ухоженный сад. Ученый поинтересовался, как удалось ему вырастить такой сад и где остальные, на что француз ответил: "Очень просто. Три месяца он был ее любовником. Три месяца — я. Теперь снова его очередь, и они где-то уединились, а я пока могу поработать в саду”. Прибыв, наконец, на русский остров, ученый застал обоих мужчин за столом, покрытым зеленым сукном и уставленным бутылками нарзана: они проводили собрание — произносили, обращаясь друг к другу, скучные речи. "А где же женщина? — спросил ученый. "Массы, — высокомерно заявил один из мужчин, — в поле, на работе”.

В среде образованных людей в России такое принижение женщины выражено менее явно. В нескольких семьях, с которыми мы познакомились, жена чувствовала себя более уверенно, чем муж и, как показал пример с Марией Федоровной, женщины, сделавшие большую карьеру, подчас прямее и самоувереннее мужчин. Но я убедился в том, что такие случаи нельзя считать типичными. В России, как и на Западе, женщины обычно признают мужской авторитет и играют менее ответственную, второстепенную роль; женщины жалуются, что в официальных инстанциях к ним значительно меньше прислушиваются, чем к мужчинам. Мне не раз приходилось слышать, как образованные мужчины считали обсуждение серьезных проблем "разговором не для женщин”, подобно тому, как надутые европейские дипломаты упорно сохраняют традицию послеобеденной сигары, чтобы удалиться от дам. Как-то я спросил у диссидента, боровшегося за права человека, почему под воззваниями диссидентов так мало женских подписей. "Если женщины подпишут воззвание, над ним будут смеяться, — сказал он. — Вы не понимаете, что у нас здесь все еще средневековье”. В другой раз я беседовал с двумя молодыми преуспевающими мужчинами об "Архипелаге ГУЛАГ” Солженицына. Тайком прочитав эту книгу, они были взволнованы, потрясены ее содержанием. Когда же я спросил мнение об этой книге у жены одного из них, она беспомощно пожала плечами. "Женам мы таких книг не даем, мы читаем их сами”, — поспешил вмешаться муж, даже не заподозрив, что принижает интеллектуальность жены. Правда, далеко не все мужчины таковы; мы встречали и другие супружеские пары, где муж и жена жили насыщенной и совершенно равноправной интеллектуальной жизнью.