Евгений Додолев - Красная дюжина. Крах СССР: они были против

Горбачев почти сразу переложил на меня межнациональные проблемы, социальные вопросы. Первая же моя командировка в ранге вице-президента была в Кузбасс, к шахтерам. Постоянно в зоне моего внимания находились Нагорный Карабах, Южная Осетия… Я добывал медикаменты, продукты питания для городов. и регионов, подобно диспетчеру, следил за прохождением составов с народнохозяйственными грузами, просил Назарбаева подкинуть зерно в Кемерово, а кемеровчан — отправить уголек в Казахстан…

— Насколько доверительные отношения у вас сложились с Михаилом Сергеевичем?

— Вроде бы вполне. Я старался за его спиной никогда не играть ни в оппозиционера, ни во фрондера. Он называл меня Геннадием, я же обращался только по имени-отчеству, хотя за глаза и звал его порой Мишелем или Майклом.

— Самое время вспомнить об августе 91-го… Тогда вы своему Мишелю такую фигу в кармане скрутили!

— Это еще надо разобраться, кто кому скрутил.

Горбачев улетел в Форос, а меня оставил на хозяйстве, настоятельно попросив быть бдительным, поскольку обстановка в обществе очень нестабильна и произойти может всякое. Я занимался текущими вопросами, проблем, как обычно, было более чем. О ГКЧП же я ни слухом ни духом. Только значительно позже из материалов дела мне стало известно, что какая-то подготовительная работа в тот период уже велась.

Но до 18 августа ничего о ГКЧП я не знал. Если помните, было воскресенье. С утра я работал, а потом поехал навестить приятеля, которого давно не видел. Посидели, немного выпили, как нормальные два мужика. Если бы я предполагал участвовать в заговоре, наверное, воздержался бы от спиртного, как-нибудь обошелся бы, правда?

Словом, позвонили мне из Кремля и попросили срочно приехать. В половине девятого вечера 18-го я попал на первое заседание ГКЧП. Тут меня и проинформировали о результатах полета к Горбачеву в Форос. Поскольку Михаил Сергеевич сам струсил вводить чрезвычайное положение в стране, решили предложить это сделать мне.

— А кто именно высказал идею назвать Горбачева больным?

— Думаю, это не столь важно.

— Отчего же, деталь весьма существенная.

— Павлов в своих показаниях говорит, что Янаев поначалу вообще не хотел подписывать указ об отстранении Горбачева в связи с болезнью. Действительно, я исходил из того, что ни к чему народ дурачить. Если уж мы решили Михаила Сергеевича временно отключить, то давайте так и скажем: вице-президент вводит ЧП и несет ответственность за все последующие действия. К сожалению, мне не удалось убедить товарищей и пришлось подписывать указ о болезни Горбачева.

— Кем был подготовлен проект указа?

— Все документы шли из ведомства Крючкова. Знаю, что КГБ помогали и армейские чины, в частности, в разработке рекомендаций для ГКЧП активно участвовал-Грачев, нынешний министр обороны России.

— Ну а Ельцин? Что знал он?

— Уже в шесть тридцать утра 19 августа он был поставлен в известность: никакие ВДВ штурмовать Белый дом — храм русской демократии — не станут. Все тот же Грачев, до последнего момента сотрудничавший с ГКЧП, на всякий случай подготовил себе отходные позиции, заручившись гарантией Бориса Николаевича, что против него никаких репрессий не будет. Меня информировали, что Грачев по нескольку раз в день докладывает по телефону Ельцину обо всех действиях и планах ГКЧП. Генерал Лебедь по личному распоряжению Грачева взял под охрану Белый дом.

— Но если так любовно оберегали штаб-квартиру Ельцина, почему не побеспокоились о Кремле?

— С чего вы взяли, что не позаботились? И в Кремле стояли танки. Другое дело, что там никто не призывал ложиться под гусеницы. Мы ведь армию в город вводили не для запугивания или устрашения. Это была элементарная перестраховка: черт его знает; что может случиться в экстремальной обстановке. Понимаете, порой бывает достаточно искры, чтобы все взлетело на воздух. Хотя сегодня, конечно, я понимаю, что ввод войск в Москву был нашей ошибкой. Но это только дурак думкою богатеет: что толку мучиться, если все равно уже ничего не изменишь?

— И тем не менее 20 августа по городу ходили упорные разговоры о готовящемся штурме Белого дома. Если слухи не соответствовали действительности, почему вы сразу же публично не заявили об этом?

— Представьте себе ситуацию, когда перед Белым домом беснуется многотысячная толпа и надо сделать все, чтобы процесс не вышел из-под контроля. Там, на баррикадах, ведь находились разные люди — и искренне верившие, что грядет фашизм и надо спасать страну, и биржевики, и брокеры, прибежавшие защищать свои миллионы. Но все же большинство составляли зеваки. Они первыми и пострадали бы при любом эксцессе. Призывы тогда на площади звучали самые резкие, вплоть до физического уничтожения хунты, как нас хлестко величали. Мы объявили в Москве комендантский час, но где гарантия, что не произошло бы непоправимое, кровь человеческая не пролилась бы? Ведь определенным силам нужна же была-кровь, причем не случайная кровь тех парнишек, которые пали жертвами политических интриг, а настоящее кровопролитие. В наши планы подобное не входило, поэтому Крючков, Язов и Пуго получили от ГКЧП категорический приказ обеспечить в городе спокойствие и порядок. Я сам трое суток практически только этим и занимался да еще тем, что пытался пробить через Совмин указ о снижении цен на отдельные виды товаров.

Когда тем не менее поползли разговоры о вероятном штурме, я на заседании ГКЧП вечером 20 августа предложил выступить по телевидению и успокоить население. Однако товарищи меня не поддержали, возразив, что нечего из-за каждого слуха бегать оправдываться.

— Но ведь позже, ночью 20-го, у Крючкова все же собирались некоторые члены комитета, и тема штурма опять возникала.

— Да, но я об этом ничего не знал. Хотя в любом случае в КГБ тогда никакого решения о взятии Белого дома так и не было принято. Я Крючкову прямо сказал: «Владимир Александрович, пойми мой характер: если хоть один человек погибнет, я жить не смогу». Разыскал я в ту ночь и Лукьянова, попросил его тоже позвонить Крючкову и Язову о благоразумии напомнить.

В час ночи 21-го впервые за трое суток я позволил себе на минутку прилечь, как звонок: на Калининском проспекте стрельба! Утром 21-го мы начали вывод войск из Москвы.

— А что за история произошла с повторным полетом гекачепистов в Форос? Господин Степанков в своей книжке изображает все как бег наперегонки ради замаливания грехов перед Михаилом Сергеевичем.

— Домыслы писателя Степанкова оставлю на его совести. Что же касается самого факта полета, то, действительно, план этой поездки со мной не согласовывался. Единственное мое ЦУ товарищам было такое: привезите в Москву президента.